Поэтому для нее было естественно пренебрегать запретами, которым подчинялись женщины, менее сильные духом.
— Он очень красивый, Тун, мой дорогой, как могучий древний полководец, — мягко прошептала она, словно исповедуясь коню в своих чувствах. — С голубыми, как небо глазами… — Она наклонилась вперед, обвив руками огромную сильную шею Туна, словно дитя. — И он заставляет меня смеяться.
Проехав несколько миль, она остановила Туна на гребне холма, чтобы дать ему отдохнуть, и откинулась назад на его широкий круп; она смотрела на деревенский ландшафт.
«Словно пастушеский пейзаж Клода или Лорена, может быть, чуть больше возвышенностей», — мысленно оценила она очень насыщенный зеленый цвет, какой бывает только в ландшафтах Англии весной, все купается в великолепном солнечном сиянии. Она позволила миру и спокойствию успокоить ее чувства и наслаждалась ощущением безопасности и глубокого удовлетворения.
Скоро она уедет из Ньюмаркета, прочь от нежелательной фамильярности виконта Ратлэджского.
Тун обещал несколько прибыльных побед сегодня днем; герцог Сетский, без сомнения, одолжит ей денег, хотя пятьдесят тысяч едва ли можно было ожидать.
И все вместе рисовало будущее в розовом свете.
Рожденная и воспитанная в поместье, где занимались разведением лошадей, она мерила жизнь более земными мерками, чем большинство очаровательных юных мисс. Она всегда считала это физическим актом, хотя Синджин Сейнт Джон очень убедительно изменил эти ее приземленные представления. Она поняла вдруг, почему столетиями поэзия восторгалась этим актом и восхищалась изяществом происходящего. Действительно, можно было много сказать об этих изяществах, и паршивец Синджин Сейнт Джон, кажется, был сведущ в них более, чем любой поэт.
И маленький вздох о приятных воспоминаниях слетел с ее губ, когда вдалеке показался наездник — маленькая движущаяся фигура внизу холма. Но когда фигура приблизилась, Челси узнала коня, у нее был хорошо натренированный глаз на лошадей, и, когда огромный гнедой и наездник начали подниматься в гору, она заметила блеск бисера на кожаном костюме наездника.
Она решила подождать, потому что ей нужно было кое-что у него спросить.
Не зная о ее мыслях, Синджин пришпорил коня, впервые заметив сияющее золото ее волос на вершине холма. И он добивался большей скорости от своего жеребца, боясь, что она ускачет.
Но она не ускакала.
И когда она не сделала этого, он почувствовал… она решила, где и когда. Будучи закоренелым реалистом, он подумал, какова же будет ее цена, потому что еще с ранней юности усвоил, что все женщины имеют свою цену. По сути, она уже назначила свою до скачек, вспомнил он и улыбнулся, как бы обдумывая необычную сумму ее оценки. Хотя он полагал, что цена за девственность дочери графа будет выше.
Когда он подъехал к ней и придержал Мамелуке, она сразу же сказала, опуская все светские любезности:
— Следующая неделя вас устроит?
Он бы отказался от оставшихся дней скачек, если бы она сказала «завтра», и такое невиданное нетерпение удивило его. Но он не показал своих чувств и сказал:
— Следующая неделя.
— Ваше жилище в Сикс-Майл-Ботом подойдет?
Она, конечно, говорила простым языком, но он предпочитал находиться подальше от семьи. Ее три брата и отец вполне были способны на возмездие.
«Более осмотрительно выбранное место действия будет менее сдерживающим», — решил он.
— У меня есть маленький охотничий домик в Оакхэме, который, возможно, будет менее.., подозрительным.
— Моя семья уедет в Йорк на скачки, поэтому Сикс-Майл-Ботом тоже подойдет. Я предпочла бы не путешествовать и рискую, что меня могут увидеть.
— Что вы им скажете? — спросил он, неуверенный, что официальная вежливость позволяла ему интересоваться этим.
— Что я поеду навещать двоюродную сестру в Апингем.
— — Почему бы тогда не поехать в мой охотничий домик? Мы можем ехать ночью, чтобы не быть замеченными.
Челси прикусила нижнюю губу, и он решил, что она обдумывает его предложение. Вместо этого она обдумывала, как начать обсуждение денежного вопроса. Пятидесяти тысяч, если быть точной. Смиренно точной. Но когда она вспомнила о десятке или примерно таком количестве женщин в Сикс-Майл-Ботоме, привезенных из Лондона, она решила, что герцог знаком с ценами на удовольствие. Тем не менее она, немного заикаясь, проговорила:
— Если вы предпочитаете ваш.., охотничий домик.., я подчиняюсь, но я.., думала, что… — Она глубоко вздохнула, посмотрела на панораму Кембриджшира перед собой, прежде чем обратить взгляд на Синджина, и быстро, пока не потеряла смелости, выпалила:
— Возможно ли считать это деловым соглашением?
— Сколько? — сказал он с легкой предвидящей это улыбкой, знакомый с «деловыми соглашениями» и позабавленный ее неожиданным волнением. Какой очаровательной она выглядела, покрасневшая и возбужденная, сидящая без седла в поношенной рубашке и мальчишеской куртке, с выглядывающими из-под юбки обутыми в ботинки ногами; а до ее розового колена можно было достать рукой.
Она выдохнула и на секунду задержала дыхание, пока он любовался полнотой ее груди, стесненной зеленоватой бархатной мальчишеской курткой. Затем, сделав глубокий выдох, она призналась:
— Я не могу сказать этого.
— Пятьдесят тысяч? — любезно предложил он.
Она резко посмотрела вверх.
— Откуда вы знаете?
— Пари, дорогая. Очевидно, вы нуждаетесь в пятидесяти тысячах.
— Я — нет, — быстро вставила она, — но мой отец нуждается, и видите ли… — И затем все закружилось в ее голове: восемьдесят тысяч, которые он должен; надежды на продажу Туна, если он выиграет завтра; скидка на эту надежду; затем оставшаяся часть, которую она надеялась получить за…
— Деловое соглашение, — мягко предложил Синджин, когда она не знала, что ответить.
— Я была бы так признательна, — трогательно добавила она, и на долю секунды Синджин подумал о том, чтобы дать ей деньги, как сделал бы джентльмен, не требуя ее общества на неделю.
Доли секунды прошли, и вмешались более эгоистичные мотивы: рядом с ним находилась чарующая Молодая женщина, с розовыми щеками, золотыми, развевающимися на ветру волосами, неземной красоты, теплая одухотворенная натура, которая обольщала смелее, чем самые знаменитые красавицы света.
Она будет его. На неджентльменских условиях. За любую цену.
— Хотите наличными.., сейчас?
— О, нет, я вам верю.
Ее слова были такими наивными, что он испытал муки совести, правда, быстро прошедшие.
— В таком случае считайте, что в конце следующей недели пятьдесят тысяч ваши.
— Большое спасибо, ваша светлость, — тихо сказала она. Ее улыбка была ангельской и одновременно ослепительной, свойственная ее странной способности демонстрировать как невинность, так и обезоруживающую богатую сексуальность.