— Герцогине нужна ее шляпа.
И вдруг он улыбнулся Челси, словно бы и не было между ними никакого разговора, будто они спокойно ждали карету, чтобы поехать к модистке.
— Мадам Дюбэй — немного тиран, — Заметил Синджин. — Единственное, что от тебя потребуется, — это твердо сказать «нет», и тогда она запомнит тебя.
— Ну, разумеется, тебе лучше об этом знать.
Челси все еще была недовольна неожиданным прекращением их беседы, его очевидным опытом и хорошим знанием мадам Дюбэй. И все же Синджин не хотел, чтобы Челси уехала, и, памятуя об этом, она повеселела.
— Дорогая, ты не владеешь моей жизнью и не распоряжаешься ею, — небрежно сказал Синджин, откидываясь на спинку стула. — Хотя, — продолжал он невыразимо нежно, поднимаясь с места, — женщины всегда желают безраздельно владеть нашими душами.
— А мужчины всегда добронравны, овладевая женщинами, — подчеркнуто саркастически заметила Челси.
— Да, двойственная проблема, — ответил Синджин, подходя к ней и предлагая руку, чтобы Челси могла подняться с кресла. — Давай объявим перемирие? Я терпеть не могу публичных осложнений.
— Или любых осложнений, — резко ответила Челси, поднимаясь и поворачиваясь к Синджину.
— Да.
«Ну что ж, ясно сказано. Едва ли по этикету, но ясно», — подумала Челси.
— А что бы ты сказал, если бы я заявила, что собираюсь транжирить твои деньги?
Наконец-то знакомая песня. Его «уникальная» «непростая» супруга!
Синджин прекрасно понимал алчных женщин.
— Мадам Дюбэй найдет, что ты очаровательна.
Челси подумала, что его улыбка очень уж самодовольна.
— Я желаю, чтобы она поняла, что я непреклонна.
— В таком случае я предупрежу стюарда, — пусть наберется сил. — Синджин снова улыбнулся. Он предпочитал шутливый ироничный тон серьезному открытому разговору. — И свет будет ослеплен моей шотландской девочкой.
— Я вовсе не твоя, и я тебе никто!
Учитывая настроение Челси, она не бросалась глупыми детскими фразами. Возможно, лишь избегая прикосновения к чувствам, она могла как-то строить свои отношения с Синджином.
Ее резкая фраза, пусть ребячливая, задела струну мужского самолюбия Синджина, этакий «пережиток каменного века».
— Посмотрим, — не задумываясь, ответил он.
— Ваша светлость! — воскликнула мадам Дюбэй, радостно приветствуя Синджина и Челси, едва переступивших порог ее скромного магазина на одной из тихих улочек Сент-Джеймса.
— Как я рада вас видеть, — сказала она, всем своим видом давая понять, что Синджину здесь всегда рады.
— Позвольте представить, герцогиня Сет, — сказал Синджин.
Оценивающий взгляд холодных серых глаз мадам Дюбэй остановился на Челси, и та поняла, что самая известная в Лондоне модистка уже внесла ее имя в некий список своих постоянных клиентов. Глядя на маленькую нарядную мадам Дюбэй, облаченную в серый шелк, элегантно облегающий фигуру, Челси поймала себя на том, что никогда не представляла ее себе такой молодой.
— Мы хотели бы заказать у вас бальные платья.
Я думаю, белого цвета. У Челси скоро день рождения.
— Может, лучше зеленого? Я обожаю изумрудный, — эхом отозвалась Челси.
Она искренне улыбнулась, хотя в этот момент думала о том, какие могу быть отношения у мадам Дюбэй и ее мужа. Было очевидно, что они хорошо знакомы.
— Какие ткани вы могли бы нам предложить?
Прекрасно понимая, кто правит балом, мадам Дюбэй вопросительно взглянула на Синджина.
— Не надо советоваться с герцогом — ведь это будет мое платье, — спокойно сказала Челси, перехватив ее взгляд. — И к тому же мой любимый цвет — зеленый.
Улыбка не сходила с ее лица, хотя было заметно, что она недовольна.
Легкий кивок Синджина разрядил обстановку. Мадам Дюбэй по достоинству оценила Челси. Она поняла, что Синджин выбрал эту блондинку не только за красоту, но и за твердый, несмотря на ее молодость, характер. Отныне Челси было уготовано достойное место на иерархической лестнице, созданной воображением мадам Дюбэй.
— Да, конечно, как вам будет угодно, — модистка почтительно опустила глаза.
— Прошу вас сюда, пожалуйста, — проговорила она с акцентом. Годы, проведенные во Франции, наложили свой отпечаток на молодую вдову из Норфолка.
— Мы покажем вам все лучшие образцы, ваша светлость.
По ее знаку несколько помощников начали вносить тяжелые рулоны восхитительных тканей: лионские шелка рассыпались изумительным морем зелени, персидские, отделанные золотой нитью, переливались всеми оттенками зеленой радуги: от бледного до светло-, травяного; величественная парча из далекого Стамбула, тонкий египетский хлопок, неизменный муслин в яркую полоску. И, резко контрастируя нескончаемому потоку зеленого, как цветок в густой листве, красочная и броская изнанка.
Челси и Синджин довольно долго наблюдали этот парад тканей, пока, наконец, Синджин не сказал:
— По-моему, мы увидели достаточно.
И, обращаясь к сидящей на софе Челси, спросил:
— Тебе что-нибудь понравилось?
— А тебе? — мягко ответила она, зная, что он давно уже устал и не обращает никакого внимания на ткани, — сказывалась бессонная ночь., У Синджина уже рябило в глазах от беспрестанного сияния зеленых рулонов. Он уже не имел ни малейшего желания говорить, ни тем более спорить с женой о цвете платья.
— Может быть, мадам Дюбэй выберет что-нибудь для тебя сама? — спросил он с издевкой.
Мадам Дюбэй спокойно следила за забавной словесной перепалкой супругов.
Понимая, что Синджин переходит границы дозволенного, Челси благоразумно решила оставить его замечание без внимания и, одарив мадам Дюбэй очаровательной улыбкой, стала выбирать ткани:
— Вот эту и эту, персиковую, эти обе. — Она указала на вышитый красными ягодами шелк.
— Вот и прекрасно, — сказал Синджин нетерпеливо. Было заметно, что он хочет поскорее закончить.
Мадам Дюбэй не преминула продемонстрировать свою постоянную готовность услужить знатной особе.
Она хлопнула в ладоши, слегка повысила голос, что, впрочем, не помешало ей остаться восхитительно женственной, и, отдавая распоряжения, вышла из комнаты — А ты говорил, что она деспотична, — сказала Челси, когда они остались одни. — Напротив, мадам Дюбэй была внимательна и радушна.
— Должно быть, ты ей понравилась, — мягко ответил Синджин. Он заметил, что время изменило модистку. Уже не было в ней той властности, а может, смягчило ее то, что Челси была совсем не похожа на тех честолюбивых и претенциозных знатных дам, с которыми он приходил раньше.