— Послушай…
—..ты не знаешь цену денег.
— Могу я сказать тебе пару вещей?
— Нет, не можешь, Эрни, — решительно отрезала она. — Я не хочу ничего слушать.
Майкл вернулся со стаканом, наполовину наполненным джином. Он достал из бара тоник, добавил в стакан и протянул Регине. Она выпила и снова поморщилась. Эрни сидел на стуле рядом с телевизором и задумчиво смотрел на нее.
— Ты учишь студентов? — спросил он. — Ты учишь студентов, и это твоя позиция?
— Я сказала. Остальные могут заткнуться.
— Великолепно. Мне жаль твоих студентов.
— Следи за собой, Эрни, — проговорила она, указывая на него пальцем. — Следи за собой.
— Могу я сказать тебе пару вещей или нет?
— Выкладывай. Но они не будут иметь никакого значения.
Майкл откашлялся.
— Я думаю, Эрни прав. Это едва ли конструктивная пози…
Она резко повернулась к нему:
— Ни слова от тебя, слышишь?
Майкл потупился.
— Первое, — сказал Эрни, — если бы ты внимательней посмотрела в мою банковскую книжку, то заметила бы, что в первую неделю сентября я потратил две тысячи двести долларов. Мне нужно было купить новую переднюю часть для Кристины.
— Ты говоришь так, как будто гордишься собой.
— Да, я горжусь собой. — Он спокойно выдержал ее взгляд. — Я сам поставил ее, мне никто не помогал. И я хорошо сделал свою работу — она с виду ничем не отличается от заводской. Но с тех пор мой счет увеличился на шестьсот долларов. Уиллу Дарнеллу понравилось, как я работаю, и он платит мне по шестьсот долларов в месяц. Если к этим сбережениям прибавить деньги, которые он платит мне за ремонт старых автомобилей, то к концу учебного года у меня будет уже четыре тысячи шестьсот долларов. А если я буду работать и следующим летом, то ко времени поступления в колледж накоплю почти семь тысяч долларов.
— Они тебе не помогут, если ты плохо окончишь школу, — возразила она, решив перевести разговор на другую тему. — Ты стал получать неважные отметки.
— Это не имеет значения.
— То есть как «не имеет значения»? У тебя отставание по дифференциальному исчислению! На прошлой неделе мы получили красную карточку! Красные карточки высылались родителям детей, чья успеваемость на студенческих курсах была ниже допустимой.
— Это результат одного-единственного экзамена. Вы знаете, что в целом у меня вполне приличная успеваемость…
— Она снизится! — резко сказала она и шагнула к нему. — Красная карточка — это только начало, можешь поверить мне и твоему отцу.
Эрни встал со стула и улыбнулся; Регина враждебно посмотрела на него.
— Хорошо, — сказал он. — Пусть она стоит здесь до конца экзаменов. Если я не наберу нужного количества баллов, то продам ее Дарнеллу. Он с удовольствием купит машину, потому что сейчас она в хорошем состоянии. Со временем она будет только улучшаться. — Эрни задумался. — Я даже больше скажу. Я избавлюсь от машины в том случае, если в течение всего семестра не буду иметь примерной успеваемости по исчислению.
— Нет, — незамедлительно ответила Регина. Она бросила на мужа предупреждающий взгляд. Тот хотел было открыть рот, но промолчал.
— Почему нет? — мягко спросил Эрни.
— Потому что это уловки, и ты сам прекрасно знаешь, что это уловки! — внезапно закричала на него Регина, охваченная приступом неконтролируемой ярости. — И я не собираюсь выслушивать твои дерзости! Я твоя мать, я… я меняла твои грязные пеленки! Я сказала, что она не будет стоять здесь, и ты сделаешь так, чтобы я ее больше не видела! Все! Хватит!
— Пап, как ты себя чувствуешь? — спросил Эрни, переведя взгляд.
Майкл снова открыл рот и хотел что-то сказать.
— Он себя чувствует так же, как и я, — проговорила Регина.
Эрни опять посмотрел на нее. Их одинаково серые глаза встретились.
— То, что я говорю, не имеет значения, да?
— Думаю, дело зашло слишком да…
Она хотела повернуться и уйти, но Эрни схватил ее за локоть.
— Не имеет значения, да? Да? Когда ты что-то решила, то уже ничего не видишь, не слышишь и ни о чем не думаешь.
— Эрни, остановись! — закричал на него Майкл. Эрни и Регина смотрели друг на друга ледяными глазами.
— Я скажу, почему ты не хочешь меня слушать, — произнес Эрни все тем же мягким голосом. — Не из-за денег, потому что автомобиль помогает мне зарабатывать их. И не из-за отметок, потому что они не хуже, чем прежде. Ты это и сама знаешь. Ты выходишь из себя, но не из-за этого, ты не выносишь того, что не можешь держать меня под каблуком, как своих студентов, как его, — он ткнул пальцем в сторону Майкла, — и как меня держала все время. — Эрни покраснел. Его руки были сжаты в кулаки, которые он упер в бока. — У тебя на языке только дерьмовые либеральные разглагольствования о том, как семья вместе решает проблемы, вместе обсуждает дела, вместе находит ответы. Но на самом деле ты одна решала, что мне одевать в школу, какие школьные ботинки я должен был носить, с кем я мог играть, а с кем не мог, ты решала, куда нам поехать на каникулы, ты говорила ему, когда продать машину и какую купить взамен. Теперь эти дела тебе не удаются, и поэтому тебе так дерьмово, разве нет?
Она наотмашь ударила его по лицу. Звук пощечины раздался, как пистолетный выстрел в общей комнате. На улице уже почти стемнело. Кристина стояла на асфальтовой дорожке Каннингеймов, повернутая передними фарами к дому, — она холодно смотрела на эту безобразную семейную сцену.
Неожиданно Регина заплакала. Подобный феномен, сравнимый с дождем в пустыне, Эрни наблюдал всего пять или шесть раз в жизни — и ни разу не был причиной слез.
Ее слезы испугали Эрни — так позже говорил он Дэннису — уже тем, что появились. Но еще больше он испугался оттого, что она сразу стала выглядеть очень постаревшей и усталой, точно за несколько секунд успела прожить не меньше двадцати лет. Ее серые глаза внезапно выцвели, по щекам поплыла размытая косметика.
Она проковыляла к камину, чтобы выпить остатки джина с тоником, но стакан выскользнул из ее пальцев. Он упал на пол и вдребезги разбился. Все трое смотрели на осколки и молчали, пораженные тем, что дело зашло так далеко.
Затем она поговорила слабым голосом: