Он выжил благодаря ей.

И он прошептал в ответ.

— Здравствуй.

Они смотрели друг на друга, пораженные тому, что встретились спустя два года, как будто были друг для друга всего лишь плодами их воображения, которые так страстно желали воплотить наяву.

Только прикосновение могло определить реальность момента.

Руки Мадригал дрожали, когда она подняла их и положила ему на грудь. Она чувствовала сквозь ткань рубашки, как бьется его сердце. Воздух в роще был настолько насыщен, что его можно было пить, и настолько полон что мог вскружить голову. Как будто между ними что-то было чье-то незримое присутствие и в то же время они были одни, и она сделала еще один шаг ближе.

Он положил свои руки поверх её и слегка их сжал. Мадригал подняла лицо, и он еще раз произнес:

— Привет.

На этот раз он выдохнул эти слова у самых ее губ. Их глаза закрылись, губы встретились, и это прикосновение окончательно убедило их, что все происходит на самом деле.

ГЛАВА 56
ИЗОБРЕТАЯ НОВУЮ ЖИЗНЬ

Когда-то, давным-давно, вокруг была лишь тьма, и были только чудища, огромные, как миры, которые плыли в этой тьме. Они звались Гибборимами, и они любили тьму, потому что она скрывала их безобразный облик. Всякий раз, когда какое-либо создание умудрялось создать свет, они нещадно гасили его. Когда же рождались звезды, они глотали их, и казалось, что тьма будет вечно.

Но про Гибборимов прослышала раса светлых воинов. И они отправились навстречу чудовищам, из своего далекого мира, чтобы сразиться с ними. Долго длилась эта война, свет против тьмы, много воинов пало. В конце концов, когда они одолели чудищ, в живых остались сотни и эти сотни были светочами, которые несли свет вселенной.

Они создали звезды, включая наше солнце, и не было больше тьмы, только бесконечный свет. Они создали детей по своему образу и подобию, серафимов, и отправили их нести свет другим мирам, населявшим вселенную, и все было хорошо. Но однажды, последний из Гибборимов, тот, кого звали Замзумин, убедил их, что тени необходимы, они будут контрастировать со светом, отчего тот будет казаться ярче. И Светочи привнесли в мир тени.

Но Замзумин был обманщиком. Для задуманного ему требовались всего лишь обрывки тьмы. Он вдохнул жизнь в тени и, так же как светочи, создали серафимов, Замзумин создал по собственному образу и подобию химер, которые были чудовищно уродливы.

Впредь серафимы будут вечно сражаться на стороне света, а химеры на стороне тьмы, и они будут врагами до скончания вселенной.

* * *

Мадригал сонно рассмеялась.

— Замзумин? Это что, имя?

— Откуда мне знать, он же твой прародитель.

— Ах, ну да. Уродливый дядюшка Замзумин, который создал меня из тени.

— Отвратительной тени, — добавил Акива. — Которая объясняет твое ужасное обличье.

Она снова рассмеялась от всей души, звучно и лениво.

— А я-то всегда гадала откуда у меня всё это. Теперь-то уж я знаю. Рога перешли мне по наследству по отцовской линии, а моё уродство от огромного, злого дядюшки-чудовища.

Спустя мгновение, Акива уткнулся ей в шею, а она добавила,

— Мне больше нравится моя история. Я предпочла бы появиться на свет из слез, а не из тьмы.

— Ни то, ни другое не очень-то радостно, — сказал Акива.

— Согласна. Нам нужен миф повеселее. Давай создадим еще один.

Их переплетенные тела лежали поверх на одежде, которую они бросили на покрытый росой мох у берега ручейка, журчащего позади храма Эллай. Обе луны заползли за верхушки деревьев, а роща погрузилась в тишину, потому как траурники закрыли свои белые бутоны на ночь. Уже скоро Мадригал придется уйти, но они оба гнали эту мысль как можно дальше, как будто могли остановить рассвет.

— Однажды давным-давно… — сказал Акива, но осекся, когда его губы нашли шею Мадригал. — Ммм, сахар. Я-то думал, что уже всю тебя распробовал. Теперь мне придется дважды везде проверить.

Мадригал начала, смеясь, извиваться.

— Нет, нет, щекотно же!

Но Акива не остановился и на самом деле ей было не так щекотно, как казалось, а вскоре Мадригал и вовсе перестала протестовать.

Прошло какое-то время прежде чем они снова вернулись к созданию своей новой легенды.

— Однажды, давным-давно, — пробормотала позже Мадригал, положив свое лицо Акиве на грудь, так что её левый рог находился рядом с линией его лица, и, наклонившись, он мог достать до его кончика своим лбом. — Был создан мир, и он был прекрасен, полон птиц, полосатых существ и всяких других чудесных разностей, например, медовых лилий, падающих звезд и куниц…

— Куниц?

— Помолчи. И этот мир уже был полон света и тени, поэтому ему не нужны были никакие пришлые светила, чтобы спасать его. Ему не нужны были кровоточащее солнце и плачущие луны, и, что самое важное, этот мир не ведал войны, ужасной и отвратительной, через которую не должен проходить ни один мир. Здесь были земля и вода, воздух и пламя, все четыре элемента, за исключением одного. Любви.

Глаза Акивы были закрыты. Он слушал и улыбался, гладя мягкий пух коротких волос Мадригал между её рогов.

— И этот рай был похож на шкатулку с драгоценностями, только без драгоценностей. Этот мир жил своей жизнью, изо дня в день, встречая розовые рассветы, наполненный звуками обитающих в нем существ и необычными ароматами, и поджидал влюбленных, которые сумели бы найти его и наполнить его своей радостью и счастьем. — Пауза. — Конец.

— Конец? — Акива открыл глаза. — Что значит конец?

— История на этом не кончается. Тот мир всё еще ждет нас, — ответила она, потеревшись своей щекой о золотую кожу его груди.

— Ты знаешь, как найти этот мир? Давай уйдем отсюда до восхода солнца. — Грустно сказал Акива.

Солнце. Оно стало напоминанием о реальном мире, заставившим Мадригал промолчать в ответ, показавшись из-за плеча Акивы, покрытого шрамами — свидетельством их первой встречи в Баллфинче. Она подумала о том, что могла тогда оставить его истекающим кровью, или, того хуже, добить его, но что-то неотвратимое заставило ее не делать этого, и теперь они здесь, вместе. И мысль о том, что придется разомкнуть объятья, одеться, покинуть его, вызывала такое сопротивление внутри нее, что становилось почти физически больно.

А еще был страх от того, что могло произойти в Лораменди после ее исчезновения. Видение Тьяго, свирепого в своей ярости, ворвалось в ее счастливое блаженство, но она тут же отодвинула его в глубь своего сознания.

Однако отодвинуть восход солнца Мадригал была не в силах.

— Мне пора. — Печальным голосом произнесла она.

— Я знаю. — Сказал Акива.