— И чем же вам досадил этот господин Берюше? Ну же, рассказывайте.
— Вы приютите меня на всю ночь, не так ли?
— Вы останетесь здесь настолько, насколько пожелаете. Я не имею обыкновения выставлять за дверь красивых девушек.
— О, я еще всего лишь маленькая девочка, а не красивая девушка.
— Как сказать!..
Взгляд мой, нырнув сквозь ее приоткрытую рубашку, обнаружил, что моя гостья вовсе не такая уж маленькая девочка, какой представляет себя.
— Завтра на рассвете я уйду, — сказала она.
— И куда вы направитесь?
— К сестре.
— Сестре? Где сейчас ваша сестра?
— На улице Шапталь, дом четыре.
— Ваша сестра живет на улице Шапталь?
— Да, на антресолях. У нее две комнаты, одну она предоставит мне.
— И что делает ваша сестра на улице Шапталь?
— Работает на магазины. Ей помогает господин Эрнест.
— Она старше вас?
— На два года.
— Как ее зовут?
— Маргарита.
— А как зовут вас?
— Виолетта.
— Похоже, в вашей семье отдают предпочтение подобным именам.
— Это мама обожала цветы.
— Ваша мать умерла?
— Да, сударь.
— Какое имя она носила?
— Роза.
— Определенно, у вас дома было заведено давать такие имена. А что с вашим отцом?
— О, он в добром здравии!
— И чем он сейчас занимается?
— Он сторожит ворота в Лилле.
— Его имя?
— Руша.
— Заметьте, вот уже целый час я расспрашиваю вас, но так и не выяснил, отчего же вы испугались господина Берюше?
— Оттого что он все время пытался меня поцеловать.
— Вот оно что!
— Он повсюду преследовал меня: я даже не осмеливалась в темноте заходить в комнату за лавкой, поскольку была уверена, что он там меня поджидает.
— А вам было неприятно, что он хотел вас поцеловать?
— Ужасно неприятно!
— И почему вам это так не нравилось?
— Потому что я считаю его уродливым, и, к тому же, он, кажется, добивался чего-то большего, чем поцелуй.
— Чего же он еще добивался?
— Не знаю.
Пристально вглядываясь в нее, я старался определить, не смеется ли она надо мной. Безукоризненно целомудренное выражение лица свидетельствовало об ее искренности.
— Но, кроме попытки поцеловать вас, он предпринимал еще какие-то действия?
— Да.
— Какие же?
— Позавчера, когда я уже легла в постель, кто-то поднялся по лестнице и пытался открыть дверь моей комнаты. Думаю, что это был он.
— Он ничего не произнес?
— Тогда — нет, но днем он подошел ко мне со словами: «Не закрывай сегодня вечером свою дверь, малышка, как ты это сделала вчера ночью, мне нужно сказать тебе что-то важное».
— И вы все же заперли дверь?
— Еще бы! Тщательнее, чем когда-либо.
— И он явился?
— Пришел, стал поворачивать ручку двери во все стороны, тихо стучался, потом сильнее, приговаривая: «Это я, откройте же, это я, моя крошка Виолетта».
Как вы понимаете, я не отзывалась, а тряслась от страха в своей постели. Чем настойчивее господин Берюше повторял, что это он, и называл меня своей крошкой Виолеттой, тем сильнее я натягивала на голову одеяло. Это длилось не менее получаса, потом он ушел, что-то сердито бормоча.
Сегодня весь день он на меня дулся, и я надеялась, что на этот вечер отделалась от него. Я уже, как вы видите, почти разделась, когда вспомнила, что нужно закрыть дверь на засов. И тут обнаруживаю, что моя задвижка похищена, у меня теперь нет замка, а значит, дверь больше не запирается. Тогда, не теряя ни секунды, я убежала и постучалась к вам. О, это было внушение свыше!
И малютка обвила руками мою шею.
— Меня, значит, вы не боитесь? — спросил я.
— О нет!
— И если бы мне захотелось вас поцеловать, вы бы не убежали?
— Посмотрите, как бы я поступила, — сказала она и прижала свой свежий влажный ротик к моим иссохшим губам.
Руки мои, словно повинуясь чужой воле, обхватили ее головку, а губы на несколько мгновений задержались на ее губах, пока кончиком языка я поглаживал ее зубы. Она закрыла глаза и, запрокинув голову, произнесла:
— Как приятно целоваться!
— До сих пор вам это было незнакомо? — поинтересовался я.
— Нет, — ответила она и провела языком по своим разгоряченным губкам. — Так вот обычно и целуют?
— Тех, кого любят.
— Значит, вы меня любите?
— Пока нет, но весьма к этому склонен.
— И я тоже.
— Вот и прекрасно!
— А как поступают, когда любят друг друга?
— Целуются, как мы только что.
— И ничего больше?
— Ничего.
— Странно, а мне казалось, должны присутствовать еще какие-то желания, будто поцелуй, при всей его приятности, только начало любви.
— А что вы сейчас испытываете?
— Трудно выразить словами: истома во всем теле, блаженство, какое я порой испытываю во сне.
— А пробуждаясь после таких счастливых снов, что вы чувствуете?
— Я вся разбитая.
— И у вас никогда не возникало подобных ощущений наяву?
— Только сейчас, когда вы меня поцеловали.
— Неужели я первый мужчина, который вас целует?
— Так, как вы, да. Отец часто целовал меня, но это было совсем по-другому.
— В таком случае, вы девственница?
— Девственница? Что это означает?
В ее интонации не было ни тени притворства.
Я преисполнился жалости или, скорее, почтения к невинной девочке, столь безоглядно доверившейся мне. Было бы преступно похищать украдкой, точно вору, бесценное сокровище природы, которым она, сама того не ведая, владела и которое, единожды отданное, утрачиваешь навсегда.
— А теперь, дитя мое, давайте спокойно все обсудим, — сказал я и выпустил ее из своих рук.
— Ведь вы не отошлете меня обратно?