Сердце Одри опустилось: в сущности не так уж много она и знала…
— Я сказала что-то не то? — тревожно нахмурилась Ивонна.
— Нет-нет, — поспешила успокоить ее Одри. — Просто я хотела бы знать немного больше об Эллиоте. Но совать свой нос куда тебя не просят…
— Чепуха! Нам, женщинам, следует держаться друг друга. Я расскажу вам все, что хотите, — только спрашивайте!
Как могла Одри воспротивиться такому соблазну?..
— Супружество Эллиота с Мойрой было… но любви?
Ивонна опять нахмурилась.
— Это трудный вопрос. Со стороны Мойры несомненно по любви. Она сходила с ума по нему. Что же касается Эллиота? Ммм… Конечно, много было всяких разговоров по поводу его женитьбы на Мойре, насчет того, что он сошелся с ней только из-за ее славы и денег. Но я никогда не была согласна с этим. Эллиот был адвокатом в большой компании — там прекрасно оплачиваемая работа. И к тому же он был широко известен, благодаря своим лыжным успехам. Судя по всему, он ее очень любил. Хотя я бы и поколебалась назвать его чувство к ней настоящей любовью, — она вздохнула, — Мойра говорила, что он не способен до конца доверять ни одной женщине после того, как с ним так жестоко и несправедливо поступила его мать…
— Прошу прощения, — не поняла… — заморгала Одри.
— Вы об этом не знали? Скажите мне, дорогая, что именно рассказал вам Эллиот о своем детстве?
Внутренне Одри вся как бы сжалась. — Откровенно говоря, немного. Я знаю, что отец ушел от них, когда он был еще ребенком и что мать умерла, едва он окончил школу.
— Довольно-таки схематическая версия. Отец действительно бросил их. Но так же поступила в отношении его и мать, когда ему было всего восемь.
Одри, должно быть, выглядела шокированной.
— Она была алкоголичкой, — объяснила Ивонна. — Эллиот перешел на государственное обеспечение и жил в разных приютах и интернатах. Там он стал, как это принято говорить, «антиобщественным элементом» и попал в конце концов в исправительный лагерь для подростков.
Одно из заведений фонда благотворительности, специализирующегося на организации каникул для этих несчастных детей, привезло его на снежный склон, и он обнаружил в себе редкий талант к лыжам. Вы знаете насчет его лыжной карьеры, не правда ли?
— Немного…
— Он очень пристрастился к лыжам. Одновременно он стал делать заметные успехи в учебе. Шефы из благотворительного фонда дали ему стипендию, чтобы он мог изучать юриспруденцию в университете и тренироваться в свободное время на лыжах. Их денежная помощь привела к тому, что он лучше всех окончил юридический факультет и одновременно стал лыжником мирового класса.
— О господи!.. — удивленно воскликнула Одри.
— Говорили, что он мог бы стать чемпионом мира по скоростному спуску, если бы жил в Европе, а не в Австралии с ее весьма ограниченными возможностями — немногочисленными спортивными сооружениями и редкими соревнованиями. Но он и так выступал неплохо, постоянно входя в мировую десятку лучших. Это в придачу к его великолепной внешности помогло ему заключить весьма доходный контракт с одной европейской компанией, производящей спортивную одежду. Сам Эллиот не рассказывал это Мойре, — со вздохом продолжила Ивонна. — Все это она разузнала из других источников за несколько лет до их знакомства. Потому что Мойра, видишь ли, была одним из его спонсоров.
У Одри не было слов.
Впрочем, и у Ивонны их могло не хватить.
— Мойра рассказывала мне, что в ту ночь, когда она впервые встретилась с ним на вечеринке в честь окончания лыжного сезона в Перишер-Вэлли, вслед ему поворачивалась головка каждой женщины, которой он был представлен. У него была репутация «гвоздя», особенно в отношении более взрослых женщин, заинтересованных только в сексе. Разведенки… Вдовы… Женщины, делающие карьеру… Несчастные жены… Холодок пробежал по спине Одри.
— Однако, жизнь международного лыжного круга вообще весьма скандальна»-небрежно бросила Ивонна. — Мойра находила забавным его донжуанское поведение, пока он был на расстоянии, но когда он попытался цинично очаровать ее в ее кресле-каталке, у нее круги пошли перед глазами…
Ивонна издала легкий смешок, пока Одри пыталась совладать не только с образом Эллиота-бабника, но и представить себе еще более невероятный образ жены Эллиота в кресле-каталке.
— Поверьте, когда я говорю, что Мойра выглядела очень спокойной дамой, — продолжила Ивонна. — Но не была ею. Она рассказывала мне, что веревки из него вила, публично его оскорбляла, оставляла на ночь за дверью… Очевидно, он был заинтригован столь неординарным характером. Наверное, почувствовал вызов в ее поведении. Мойра была не без ума. Однажды он позвонил ей ночью, и так начались их отношения…
— Мойра была… постоянно прикована к креслу-каталке?
— Нет, у нее бывали хорошие и плохие периоды. Такое уж было у нее заболевание. Она обычно проводила массу времени на снегу, поскольку это ослабляло течение болезни. Как бы то ни было, вскоре после знакомства с Эллиотом, у нее на пару лет установилась ремиссия. Но за несколько недель до смерти болезнь снова завладела ею. И все же она оставалась очень бравой, очень сильной. Не поддавалась ничему. Но знаете… Я часто думаю, что даже хорошо, что она ушла, когда ушла…
— Почему вы так говорите? Неужели… Эллиот был неверен ей?
Ивонна пожала плечами:
— Я в этом не уверена. Но ведь трудно представить его, отказывающим всем тем женщинам, которые продолжали навязываться ему.
— О! Они с Найджелом уже идут, — предупредила она. — Ради Бога, не говорите, что я столько вам порассказала. Эллиот придет в ярость, да и Найджел тоже. Он и так считает, что я говорю слишком много…
— Не скажу ни слова, — твердо обещала Одри, чувствуя, как у нее кружится голова.
— Вы двое выглядите «ворами в законе», — с улыбкой сказал Эллиот, обхватывая властной рукой талию Одри.
Она замерла. Но когда он улыбнулся ей, взглянув на нее глазами теплыми и полными желания, все ее тревоги и волнения относительно прошлой жизни и характера Эллиота, казалось, канули в небытие. Она могла думать только о том, что происходило сейчас и в данном месте. А сейчас и в данном месте она желала его как ненормальная. Все остальное абсолютно не имело значения. К тому же он ведь никогда и не пытался обмануть ее относительно своих намерении или отсутствия оных.
— Мы обсуждали шансы лошадей, выступающих в этом заезде, — поспешно проговорила Ивонна.
— И на какую бы ты поставила, Одри? — поинтересовался Эллиот.
Ее глаза ответили «на тебя» прежде, чем она сумела остановить себя.
Он приподнял одну бровь, склонился к ее уху и прошептал:
— Кокетница, мы сюда приехали, чтобы посмотреть, как бежит «Маленькая розовая девочка», а не для чего-нибудь еще!
— В каком… в каком заезде она побежит? — спросила она с бешено бьющимся сердцем.