Следовало признать, что девчонка его срезала. Мазур не без смущения переступил с ноги на ногу:
– Действительно, как-то сразу даже и не представишь… Но все равно, следует как-то перейти на менее чопорные отношения. Только не подозревайте меня в эротическом беспокойстве…
– Загадочная русская душа? – бросила она насмешливо.
– А что? – сказал Мазур. – Мы люди простые, патриархальные…
– И потому нам следует немедленно выпить водки, закусив ее икрой?
– Хотите верьте, хотите нет, – сказал Мазур. – В жизни не закусывал водку икрой, плохо представляю себе этот процесс…
– Пожалуй, – согласилась она, на сей раз без насмешки. – У вас безукоризненный английский, я бы скорее вас приняла за долго жившего в Австралии англичанина или американца-южанина…
Совпадение это или нет? Очень уж странное попадание в десятку. В свое время Мазуру ставили именно такой акцент: чтобы даже особо дошлые люди могли его принять за долго жившего среди кенгуру и бумерангов уроженца Альбиона или парня, родившегося южнее линии Мейзон-Диксон [9] . Помогает в иных командировках. Именно так: чтобы собеседник поломал голову – то ли англичанин, то ли американ-южанин. А девочка с первого выстрела… Странно. Неужели помощников прокуроров у них учат разбираться в подобных лингвистических тонкостях? Кажется, понятно, что Глаголев имел в виду. Но, с другой стороны, будь она подставочкой ЦРУ или иной веселой конторы, неужели столь легкомысленно проговорилась бы, показав ненужные в ее профессии знания?
– У нас английскому не так уж плохо учат, – сказал он в конце концов, чтобы не затягивать паузу. – Слышали, быть может?
– У в а с? – Она явственно подчеркнула, что под этим словечком имеет в виду нечто конкретное, а не Россию вообще. – Ну да, наши парни, что со мной прилетели, тоже болтают по-русски так, что их можно принять за здешних…
– Ну, я себя и не выдаю за помощника прокурора, – сказал Мазур.
– А я, по-вашему, выдаю?
– Нет, я просто хотел сказать, что не стараюсь прикинуться мирным обывателем, вам же обо мне должны были чуточку рассказать.
– Ага. – Она помолчала. – Интересно, сколько американцев вы убили?
– А вы спросите как-нибудь у прилетевших с вами мальчиков, сколько они убили русских, – сказал Мазур – спокойно, ничуть не задираясь. – Ведь определенно случалось…
– Я понимаю, – сказала она не без строптивости. – И можете на меня положиться во всем, что касается дисциплины. Но это еще не значит, что эта командировочка мне нравится…
– Вот совпадение, мне тоже.
– Это ведь не в Америке придумали – охотиться на людей, словно на оленей…
– Джен, вы забыли одну крохотную детальку, – сказал Мазур. – Но весьма многозначительную. Придумали-то наши доморощенные Эдисоны, зато мы с вами вынуждены таскаться по диким лесам как раз из-за ваших соотечественников… Которые, узнав про здешнее сафари, о правах человека отчего-то не кричали… Ну что, боевая ничья?
– Пожалуй, – сказала она, подумав. – А вы – коммунист?
– Бывший член партии, – сказал Мазур, сплюнув за борт. – Давайте не будем углубляться в теоретические дебри? Вам все равно не понять… Нельзя было заниматься кое-какими делами, не записавшись в партию, – как у вас невозможно остаться в славных рядах ЦРУ, будучи голубым или наркоманом…
– Но вы не против демократических реформ в России?
– Вы прелесть, – сказал Мазур. – Я вами очарован. Можно, я возьму вас за руку?
– Я серьезно спрашиваю.
– Я всегда был сторонником западного мира, – сказал Мазур доверительно. – Я просто мечтаю покинуть эту империю зла. Вывезите меня отсюда в чемодане, ладно? Или выходите за меня замуж, чтобы потом воссоединить семью… Выразить невозможно, как я жажду припасть к стопам мраморного Авраама Линкольна, облобызать их с радостным воплем…
Она совершенно серьезно ответила:
– Но у вас сейчас демократия, зачем же бежать в США? «Очаровательный ребенок, – подумал Мазур. – Такой живой, милый, непосредственный…»
– Там, куда мы плывем, демократией что-то не пахнет, – сказал он хмуро. – А вот при коммунистах такого безобразия не было.
– Но тоталитаризм…
– Ладно, оставим теорию, – сказал Мазур. – Подумайте лучше, как нам с вами повезло. В прошлые времена, будь мы героями шпионского романа, у нас было бы только два варианта будущего. Смотря где роман написан. Если у нас, вы в конце концов пленились бы идеями коммунизма и остались бы здесь строить социализм из материала заказчика. Если у вас, я непременно прозрел бы, осознал преступную суть коммунистического режима и упорхнул бы следом за вами в Штаты, где стал бы уличным проповедником или продавцом мороженого… Слава богу, мы от этих штампов избавлены, вам не кажется? – фыркнул он. – Впрочем, в обоих вариантах не исключалась бы эротическая сцена с нашим участием: в нашем романе изображенная предельно пуритански, с отеческим поцелуем в лобик, в вашем – гораздо более раскованная… Нет?
Она наконец засмеялась:
– Нет, вы и правда на русского совершенно не похожи…
– А вы их много видели? То-то…
– Красиво, правда?
Ночь стояла лунная, хоть иголки собирай. Они оставили Шантарск далеко позади, давно уже потянулись дикие места, бравшие начало, в общем, не так уж далеко от города, если плыть или ехать на север, – и в чистом небе висела огромная, пухлая, ярко-желтая луна, освещая тайгу так, что четко выделялось каждое дерево, а звезд высыпало и вовсе неисчислимо. Будь на сердце поспокойнее, можно блаженно любоваться ночной красой, исподтишка пытаясь залучить в ладонь тонкие девичьи пальчики…
– Ужасно не хочется сбиваться с романтической ноты, – сказал Мазур, – но для нашей экспедиции такая погода хуже личного врага. Я бы предпочел самый поганый дождь с туманом, обычно в это время года дожди льют, как из ведра. Такое уж у нас везение… Вообще места, наверное, непривычные, а?
– Да нет, – отозвалась она чуть погрустневшим голосом (видимо, тоже вернулась на грешную землю). – Я из Мичигана, там хватает похожих мест, только река у вас пошире…
– То-то и заверяете, что умеете ходить по лесу? А я думал, странствовали в скаутах.
– У нас далеко не везде есть скауты. Теперь вы впадаете в штампы…
– Что делать, – пожал плечами Мазур. – Непременно хотите идти к объекту?
– Это моя обязанность, – сказала она сухо.
«Может, так оно и есть, – подумал Мазур. – А может, просто девочке страшновато оставаться одной на русском пароходе, где полно загадочных бывших коммунистов. По-человечески понятно. Ладно, посадим под елку на опушке, как того зайку из детской песенки, пересидит веселье. А если провалимся – всем и так кранты, от вертолета той марки, что приютился на «Заимке», теплоходу не уйти… От любого другого, впрочем, тоже. От реки до «Заимки» всего километров десять, как выяснилось, просто вертолет тогда описал широкую дугу, предосторожности ради…»