Ее щеки вспыхнули, и она отвернулась, не дожидаясь его реакции. Он промолчал, и они долго сидели, глядя на бесконечные ряды движущихся огней внизу на шоссе.
В эти минуты Фрейя думала о женщинах, которые были в его жизни. Главным образом о его жене. В конце концов она не выдержала. Если Гас мог расспрашивать ее о личной жизни, почему она не может задать ему вопросы, не дававшие ей покоя по ночам?
– Расскажи мне о Моник, Гас. – Она заметила, как напряглись его лицевые мышцы. – Если, конечно, тебе это не причинит боль.
– Все нормально, – сухо произнес он. – Что бы ты хотела узнать?
Ничего. Все...
– О, я не знаю. Может, как вы встретились?
Гас поерзал на стуле:
– Все очень просто. Мы оба оказались по работе в одной отдаленной деревне. Мы там были единственными приезжими среди африканцев, поэтому держались вместе.
Судя по его словам, это скорее походило на дружбу, нежели на романтические отношения. Но он все равно, наверное, любил Моник. Фрейя видела Гаса влюбленным и знала, каким страстным и нежным он мог быть.
– Ты ее привозил в Австралию? Вы поженились здесь?
– Нет, мы поженились в Африке. Наши родители приезжали к нам на свадьбу.
Свадьба. Почему-то это слово причинило Фрейе боль. Она представила себе восторженные лица родителей Гаса. Разве они не красивая пара? Они так подходят друг другу.
«Моник была красивая?» – хотела спросить Фрейя, но вместо этого произнесла:
– Как выглядела Моник?
Гас нахмурился, но затем на его лице появилась слабая улыбка.
– Как истинная француженка. Темные глаза. Прямые черные волосы. Французский нос.
– Как выглядит французский нос?
Гас улыбнулся шире:
– У него острый кончик.
Фрейя услышала в его голосе нежность и попыталась убедить себя, что ей все равно. Она улыбнулась ему в ответ.
Внезапно он тяжело вздохнул, наклонился вперед и оперся локтями о колени.
– Гас, прости. Я прямо как Ник. Задаю слишком много дурацких вопросов.
– Все в порядке. Дело не в твоих вопросах.
– Но воспоминания, должно быть, до сих пор причиняют тебе боль.
Гас поднял голову:
– Да, но не совсем в том смысле, который ты имеешь в виду.
Пока Фрейя размышляла над его словами, он поднялся и подошел к перилам. Какое-то время он смотрел на огни внизу, затем повернулся. Лицо его было мрачным.
– В действительности меня больше мучит чувство вины, чем что-либо другое.
– Чувство вины?
«Что он может иметь в виду?»
– Моник была готова покинуть Эритрею, – сказал Гас. – Но я убедил ее задержаться еще на полгода до тех пор, пока я не закончу проект дамбы.
«И именно в это время Моник подорвалась на мине», – подумала Фрейя. От сострадания к нему ее сердце болезненно сжалось.
– Гас, ты не должен себя винить. – Не дождавшись его ответа, она продолжила: – Думаю, я тебя понимаю. Когда с кем-нибудь, кого ты любишь, случается что-то плохое, легко убедить себя, что это твоя вина.
Нахмурившись, Гас встретился с ней взглядом:
– Не хочешь ли ты сказать, что считаешь себя виноватой в болезни Ника?
Она кивнула:
– Иногда я думаю, что, возможно, что-то не так сделала. Или не сделала то, что следовало. Иногда я корю себя за то, что не отвела его к доктору раньше...
Лицо Гаса неожиданно просветлело, глаза наполнились нежностью.
– Фрейя, судя по тому, что я о тебе слышал, ты замечательная мать. Даже можно сказать, идеальная.
Она, конечно, была далека от идеала, но, безусловно, ей было очень приятно услышать такие слова от Гаса.
– Думаю, я такая же, как большинство матерей. Я делаю все, что могу, для своего ребенка.
Пока Гас не задал ей вопрос, как, по ее мнению, все сложилось бы, если бы они растили Ника вместе, она посмотрела на часы и сказала:
– Больше не буду тебя задерживать. Завтра у тебя контрольное обследование, и ты должен быть в лучшей форме.
Очевидно. Гас был с ней полностью согласен, потому что сразу удалился. После его ухода Фрейя приготовила себе чай и выпила его, сидя в постели. Затем она выключила свет, но сон к ней долго не шел.
Как странно, теперь, когда подходящий донор для Ника был найден, с ее плеч свалился тяжелый груз. Ей следовало расслабиться и уснуть, а не ворочаться с боку на бок и не сомневаться в правильности решения, которое она приняла много лет назад.
До появления Гаса она была абсолютно уверена, что сделала лучше для них обоих, но сейчас...
Чем больше времени она проводила с этим заботливым, очаровательным и сексуальным мужчиной, тем чаще вспоминала, как любила его двенадцать лет назад. Во время той роковой поездки в университет она решила, что Гас сильно изменился. Но он совсем не изменился. Он был таким же добрым, внимательным и чутким, как раньше. И очень привлекательным...
Застонав, Фрейя зарылась лицом в подушку, но ей не удалось подавить воспоминания. О боже... Она помнила, как тепло и уютно ей было в объятиях Гаса. Ее губы словно до сих пор хранили вкус его поцелуев. Она помнила нежность его ласк, запах моря на его коже.
Нет, она больше не должна так себя мучить, иначе сойдет с ума. С этой мыслью Фрейя поднялась с кровати, приготовила себе еще одну чашку чая и взяла журнал.
Доктор Ли вошел в комнату ожидания с широкой улыбкой и поднятым вверх большим пальцем:
– У меня для вас отличные новости. Результаты обследования хорошие. Операция состоится завтра в девять утра.
У Фрейи засосало под ложечкой одновременно от радости и страха. С позволения доктора они с Гасом повели Ника в кинотеатр смотреть фантастический боевик со счастливым концом. После этого они отвели его обратно в больницу, где он должен был остаться на ночь, чтобы уже начать принимать иммуноподавляющие препараты.
Сидя на больничной койке в новенькой пижаме с изображениями космических кораблей, Ник улыбнулся Гасу:
– Завтра к этому времени внутри меня уже будет твоя почка.
– Для меня большая честь поделиться ею с тобой. – Голос Гаса дрожал от эмоций.
– И больше никакого глобального предупреждения.
Ник слова улыбнулся, но Фрейя увидела за этой напускной храбростью страх, и ей захотелось плакать.
– Завтра утром я сразу приеду к тебе, – сказала она сыну, когда они с Гасом собрались уходить.
– А Гаса с собой возьмешь?
– Да, дорогой, конечно. – Обнимая Ника, она едва сдержала слезы.