— Тем не менее вы являетесь членом Озерного клуба?
— Да.
— И вы тоже участвовали в тех вечеринках, о которых мы только что говорили?
— Да.
— Как это получилось?
— Мой отец, Патрик О'Мэлли, играл в клубе большую роль. После его смерти членство перешло ко мне.
— Он тоже принимал участие в описанных вами развлечениях?
— Да.
— То есть спал с молоденькими девушками?
— Да.
— У Патрика О'Мэлли были отношения с Мэгги Брэдфорд?
— На протяжении нескольких месяцев. Может быть, пары лет.
— У вас есть сводный брат?
— Да. Они жили вместе.
— Можете ли вы сказать, что Патрик О'Мэлли и Мэгги Брэдфорд были влюблены?
— Мой отец говорил, что да.
— Тем не менее он не отказался от членства в Озерном клубе?
— Нет.
— И не перестал спать с девушками?
— Об этом мне ничего не известно.
— Знала ли миссис Брэдфорд о ночных развлечениях в клубе и о том, что Патрик О'Мэлли участвовал в них?
— Да.
— Откуда вы это знаете?
— У нее были фотографии моего отца по крайней мере с двумя девушками.
— Вот как? У нее были фотографии?
— Я нашел их в ее спальне. В их спальне. Уже после смерти отца. Помогал собирать его бумаги. На этих фотографиях…
— Спасибо, но нам не нужны подробности. По крайней мере сейчас. Что думала миссис Брэдфорд по поводу этих снимков?
— Не знаю. Она мне не говорила.
— А что вы о них думали?
— Для сына всегда шок, когда он видит отца в такой ситуации.
— Разумеется. Однако вы не удивились?
— Нет.
— А теперь скажите, мистер О'Мэлли, как умер ваш отец?
— Не знаю.
— Не знаете? Разве такое возможно?
— Он умер на яхте. Причина, как предполагают, сердечный приступ.
— Как предполагают? Он находился на яхте один?
— Нет. С ним была миссис Брэдфорд.
— И больше никого?
— Больше никого. Яхту нашла береговая охрана. Миссис Брэдфорд рассказала им, как он умер.
— И ей поверили?
— Очевидно.
— Скажите, мистер О'Мэлли, вы были знакомы с Уиллом Шеппардом?
— Да.
— Можете ли вы сказать, что состояли с ним в дружеских отношениях?
— Мы общались.
— Вы вели с ним какие-то дела?
— Да.
— Ага. Уилл Шеппард был членом Озерного клуба?
— Да.
— И участвовал в развлечениях?
— Да. Определенно.
— Знала ли об этом Мэгги Брэдфорд?
Питер О'Мэлли ответил не сразу. Он помялся, переменил позу, потом посмотрел на меня. В упор.
— Да, знала. Возможно, именно поэтому она его и убила.
Как я уже сказала, моя защита выдвинула сотню возражений, но я услышала то, что услышала. Несомненно, это услышали и присяжные. Вот так проходил суд, на котором я проигрывала, теряя все, что любила, все, что было мне дорого.
В тот же вечер, после обеда, ко мне пришла Норма Брин. Она приходила часто, и я радовалась ее посещениям, вносившим некоторое разнообразие в мою тюремную жизнь. Мы были примерно одного возраста, выросли в примерно одинаковых условиях и хорошо понимали друг друга.
— Мэгги, мне неприятно это говорить, но я не в восторге от твоих песен, — заявила она с порога вместо того, чтобы сказать «привет».
— Ну ты и дрянь, — улыбнувшись, ответила я. Норма стала моей подругой, и только ей удавалось меня рассмешить.
— Нет, дрянь ты. Не хочешь помогать мне в работе, которая, между прочим, состоит в том, чтобы вытащить тебя из этого зверинца.
Я продолжала улыбаться, хотя тема была не из веселых. Но ведь нельзя же хмуриться и оставаться серьезным несколько недель кряду.
— Не хотелось бы тебя огорчать, но мне не нравится, как ты делаешь свою работу, — сказала я.
— А что? По-твоему, слишком круто, да? Надо сбавить обороты?
Я протянула руку к ее руке. Норма была одинока и свободна, но, возможно, из-за двадцати фунтов лишнего веса мужчины пропускали ее мимо своего внимания. Что ж, это их ошибка. Большая ошибка.
— Что у тебя сегодня? — спросила я, потому что она каждый раз приносила что-то новенькое.
— Хочу попытаться убедить тебя прекратить дурацкую игру в мученицу. Лично мне мать Тереза никогда не нравилась. Послушай, Мэгги, перестань изображать из себя страдалицу.
— Я и есть страдалица. Всегда ею была, с самого детства. Иначе за что бы меня любили? Тут уж ничего не поделаешь.
Норма похлопала меня по руке. Довольно сильно.
— Я люблю тебя, Мэгги. Сама не знаю, как это получилось. И я не одинока в этом чувстве — тебя любят многие. Невероятно, но факт, такой уж ты человек, что не любить тебя невозможно.
Я горько усмехнулась:
— Все меня любят, кроме мужей.
— Ну да, встретились тебе два мерзавца, так что теперь, всю жизнь изображать мученицу? Ты говоришь, ничего не поделаешь? А я скажу иначе: ты, Мэгги, только ты сама можешь себе помочь.
Я вздохнула. Мне было понятно, куда она клонит. О том же постоянно твердили Барри и Натан, но в исполнении Нормы это звучало по-другому.
— Не могу. Пойми, не могу. Может быть, стоило бы попробовать, но… Не хочу, чтобы Дженни давала показания.
— Можешь, — убежденно сказала Норма и вдруг совершенно неожиданно расплакалась.
Я впервые видела, чтобы она давала волю чувствам, — раньше такое казалось невероятным. Я впервые увидела ее слезы и сама, потянувшись к ней, зашмыгала носом.
Какое-то время мы просто сидели, давясь рыданиями, как две старые дуры.
— У меня был разговор с Дженни. Она сказала, что вам надо поговорить. Сказала, что это будет продолжение Паунд-Риджа и что за тобой должок.
Норма Брин приехала в дом Мэгги в последний раз. Она по-прежнему была убеждена, что упустила нечто важное, как упустили, впрочем, и все остальные. Но что? Что?
Милдред Лей встретила гостью у порога и предложила ей чашечку кофе. Алли играл в гостиной, и Норма с удовольствием воспользовалась возможностью поговорить. Прежде они с Милдред едва успевали перекинуться парой слов; может быть, на этот раз удастся раздобыть какую-то ценную информацию.