Когда хор умолк, к микрофону подошел Эрон Уинслоу. Он выглядел торжественно и даже элегантно в черном костюме. Собравшись с мыслями, он обратился к людям с самыми простыми и доступными словами, которые тронули всех. Уинслоу говорил о Тэйше как человек, знавший ее с раннего детства и следивший за каждым ее шагом. Его выступление ничем не напоминало обычные проповеди, в которых он призывал прихожан не отвечать злом на зло. Его речь была эмоционально насыщенной, но чрезвычайно доступной и понятной. Я смотрела на Уинслоу, слушала его и никак не могла поверить, что этот человек участвовал в операции «Буря в пустыне», а несколько дней назад рисковал жизнью, спасая детей от пуль маньяка.
В конце своей речи Уинслоу признался, что не может простить убийце совершенное преступление, руководствуясь христианским милосердием, и тем более не может не судить его. «Только святые не судят других, — заявил он. — А я далеко не святой, поверьте. Я такой же, как и вы, и уже изрядно устал от безуспешных попыток примирить мир и справедливость, добро и зло. — После этих слов он пристально посмотрел на Мерсера. — Найдите убийцу. И да свершится над ним правосудие. Мы сейчас говорим не о вере, не о политике и даже не о цвете кожи. Мы говорим о праве людей жить без ненависти и не испытывать ненависть со стороны других. Я абсолютно убежден, что мир не рухнет от свершившейся несправедливости, не разрушится от злых дел. Он сам изменит себя и очистится от скверны».
Все встали и долго аплодировали ему. Я украдкой смахнула слезы. Эрон Уинслоу придал похоронам такое достоинство, что многие прихожане еще долго не могли прийти в себя. Через час все закончилось, но люди не расходились, пребывая под впечатлением речи Уинслоу. Мать Тэйши держалась спокойно и шла за гробом с телом дочери с высоко поднятой головой.
Я покинула церковь, когда хор запел последний гимн «Да не разомкнется наш круг». Я чувствовала себя подавленной, оглушенной и совершенно разбитой.
Я вышла во двор и стала ждать Синди, наблюдая, как Эрон Уинслоу успокаивал убитых горем родственников Тэйши и утешал громко плачущих одноклассников. В нем было что-то такое, вызывавшее у меня восхищение. Он был предельно честен в помыслах, добросовестно выполнял свои обязанности и с неподдельной искренностью относился к окружающим его людям.
— Да, с этим человеком можно чувствовать себя как за каменной стеной, — заметила подошедшая Синди.
— У тебя есть какие-то планы на этот счет? — пошутила я.
— Не знаю... Но после разговора с ним вчера вечером я обрела уверенность в своих силах. Я внимательно выслушала Уинслоу и пришла к выводу, что он действительно обладает даром проповедника. Словом, я чувствовала себя так, будто брала интервью у президента.
— Синди, духовный наставник — это не совсем то, что обыкновенный священник, — сказала я.
— Что ты имеешь в виду?
— А то, что с ним действительно можно жить как за каменной стеной и при этом не отказываться от своих обычных привязанностей. Разумеется, нужно придерживаться определенных правил, но не более.
— Да, — промолвила она и изобразила звук выстрела из пистолета: — Пиф-паф!
— Он действительно производит неизгладимое впечатление, — продолжила я, не обращая внимания на ее шутливый тон, — а от его речи у меня навернулись слезы. Надеюсь, ты не этого добивалась, приглашая меня сюда?
— Нет, — ответила Синди и тяжело вздохнула, возвращаясь к повседневным заботам. Покопавшись в сумке, она вынула оттуда сложенный вчетверо лист бумаги и протянула мне: — Ты говорила, что мне не следует ввязываться в эти дела, но я не удержалась и решила хоть как-то помочь тебе.
— И правильно сделала, — улыбнулась я, разворачивая лист. — Что тут у тебя?
К моему изумлению, на листе бумаги был изображен уже хорошо известный мне двуглавый лев с хвостом змеи. Точно такой я только что отдала Керквуду для окончательной идентификации.
— Откуда у тебя это?
— Ты сама знаешь, что это такое, Линдси.
— Надеюсь, это не новая игрушка?
Синди не прореагировала на мою шутку.
— Это эмблема группы белых расистов, которые декларируют свое превосходство над остальными людьми. Один мой приятель из нашей газеты давно уже занимается подобными объединениями. Они очень хорошо законспирированы, поэтому их трудно обнаружить.
Я долго смотрела на изображение двуглавого льва, которое не давало мне покоя с момента убийства Тэйши Кэтчингс.
— Это что-нибудь означает?
— Да, называется химерой, — пояснила Синди. — Происхождение символа уходит корнями в древнегреческую мифологию, в которой голова льва означает храбрость, тело козла — упрямство и силу воли, а хвост змеи — хитрость и коварство. А в целом этот символ предупреждает нас, что все попытки разрушить его неизбежно закончатся поражением.
Я смотрела на эту химеру и ощущала прилив ярости.
— Только не сейчас.
— Я тоже так думаю, но пока значение этого символа полностью оправдывается. Понимаешь, Линдси, очень многие считают, что эти два убийства связаны между собой, а данный символ является ключом к разгадке. Ты согласна? Кстати, я нашла еще одно определение этого символа: «гротескный продукт больного воображения». Любопытно, не правда ли?
Я молча кивнула. «Значит, речь действительно идет о преступлениях на расовой или национальной почве, — подумала я. — Мы возвращаемся к первоначальной версии». Не исключено, что это те самые тамплиеры, о существовании которых я недавно узнала. Значит, нам придется проверить все эти расистские группы. Но как при этом убийца может быть чернокожим? В этом нет никакого смысла.
— Надеюсь, ты не злишься на меня? — спросила Синди.
Я покачала головой:
— Разумеется, нет. А твой приятель не сказал тебе, как можно убить это чудовище?
— Ну, в мифологии все очень просто. Древние греки призывали какого-нибудь героя, который появлялся на крылатой лошади и отрубал ему голову. Хорошо иметь под рукой такого героя, не правда ли? — Несмотря на шутливый тон, Синди была чрезвычайно серьезной. — У тебя есть крылатая лошадь, Линдси?
— Нет, — покачала я головой, даже не улыбнувшись. — У меня есть только собачка колли.
Клэр встретила меня в вестибюле, когда я выходила из буфета.
— Ты куда направляешься? — удивленно спросила я, зная, что она нечасто бывает в наших краях.
Клэр была в замечательном, пурпурного цвета костюме, а на плече у нее висела сумка.
— Откровенно говоря, я специально приехала к тебе.
На ее лице появилось давно знакомое мне выражение, которое всегда сулило приятные новости. Это была не самоуверенность и уж тем более не превосходство, но нечто такое, что свидетельствовало о значимости и высочайшем профессионализме. В таких случаях ее искрящиеся от радости глаза говорили, что она достигла какого-то успеха, недоступного для остальных. И это приносило ей удовлетворение.