Я наслаждался игрой чувств на физиономии моего наставника. Мы расшифровали карту, нашли искомую корову, и теперь нам предстояло получить груду золота. Я почти видел, как у моего наставника текут слюнки. Но получить золото и вывезти его отсюда, сохранив всю кровь в жилах, – две большие разницы, как говорят в одном из измерений.
– Ведь вы извращенец, не так ли? – спросил Харольд, заметив выражение лица моего наставника.
– Изверг! – рявкнул Ааз, продемонстрировав многочисленные зубы.
– Прошу прощения, – продолжил Харольд, – но вы очень любите деньги и золото, не так ли?
Этот вопрос заставил меня и Танду расхохотаться, а Ааз, одарив нас свирепым взглядом, буркнул:
– Естественно.
– Вы заберете отсюда столько золота или других сокровищ, сколько сможете унести, – сказал Харольд. – У нас здесь этого добра тонны и тонны. В этой горе имеются богатейшие золотые жилы. Но за это вы должны помочь мне отсюда бежать.
Скорее на Завихрении №6 засияет солнце, чем Ааз откажется от этого предложения, подумал я. Впрочем, я тоже возражать не стану.
Что касается Харольда, то этот человек-корова был мне чем-то симпатичен. Кроме того, я, как и он, однажды уже потерял своего наставника, а мы – парни из гильдии учеников чародеев – должны поддерживать друг друга.
– Вы знаете, каким образом можно отсюда бежать? – спросила Танда у Харольда, глядя при этом в глаза Ааза, которые уже при одной мысли о будущем богатстве хищно поблескивали.
– Если бы знал, меня здесь давно бы не было, – печально ответил наш хозяин.
Ааз вопросительно взглянул на меня.
– Почему бы и нет? – произнес я, пожимая плечами.
Ааз перевел взгляд на Танду.
– Придется сказать, коль скоро мы так далеко зашли, – со вздохом ответила та.
– Вот и хорошо, – произнес Ааз. – Мы вам поможем.
Я был уверен в том, что мой наставник не имеет понятия о том, как помочь Харольду бежать, но его слова привели нашего хозяина в радостное расположение духа.
Чтобы не упустить ничего важного, мы еще часок потолковали с Харольдом, и к концу беседы я столько узнал о вампире Убальде, что мне даже за хотелось хлебнуть морковного сока.
При всей своей низости Убальд отличался крайней, вздорностью характера, был почти столь же стар, как граф Жвачник, и крайне отрицательно относился к текущему положению вещей на измерении Коро-Вау. Кроме того, он обожал устраивать вечеринки, которые перерастали в оргии. Если верить Харольду, то к утру последней ночи полнолуния Убальд и его банда настолько упивались кровью, что превращались в стадо едва держащихся на ногах идиотов.
Однако несмотря на то что идиоты едва держались на ногах, они по-прежнему оставались коровами, и людям с золотыми лопатами приходилось затратить много сил, чтобы отыскать крупный рогатый скот в разных углах замка и выгнать скотину на персональные пастбища.
Мысль о том, чтобы зайти в спальню и обнаружить там на кровати двух пьяных коров, была мне глубоко противна. А сегодня как раз была последняя ночь полнолуния. Самая опасная ночь месяца.
Мне не терпелось приступить к делу.
Наконец Ааз решил, что мы наговорились достаточно, и, пройдя в библиотеку, попросил Харольда показать нам книги, в которых говорилось о заклятиях, наложенных на замок, на графа Жвачника, и о тех магических силах, которые заполняли эту округу.
Но прежде всего следовало разбудить Гленду. Храпящую, пускающую слюни Гленду.
Я, честно говоря, оставил бы ее спать еще пару сотен лет или до тех пор, пока она не умрет во сне от голода. Но Харольд и Ааз в отношении ее имели, очевидно, иные планы, и этими планами они со мной поделиться не соизволили.
– Вы уверены, что она полностью излечилась? – спросил я у нашего хозяина.
– Абсолютно убежден, – ответил Харольд, – магический шнур делает все, что надо.
– А не могли бы мы для пущей уверенности связать ее и на эту ночь? – спросил я.
– Свяжем-свяжем, не волнуйся, – рассмеялся Ааз.
Я следил за тем, как он подошел к Гленде, развязал узел и снял с нее золотой шнур, намотав его себе на руку.
Лично я считал, что Гленда вполне заслужила того, чтобы всю оставшуюся жизнь большую часть каждого месяца быть телкой. Поскольку она в любом случае уже была бессердечной кровопийцей, то почему бы ей не побыть некоторое время в шкуре коровы?
Как только Ааз снял веревку, Гленда сразу проснулась. Издав легкий стон, она ухитрилась принять сидячее положение. Ее щеки покрывала смертельная бледность, а глаза затуманились.
– Что случилось? – спросила она.
– Ты отлично проспала всю ночь, – сказал Ааз.
– И при этом храпела, как лошадь, – добавила Танда.
Я хотел спросить, откуда ей известно, что лошади храпят, но сразу же от этой идеи отказался, решив, что сейчас совсем не время вмешиваться в ее личную жизнь.
Гленда пощупала шею, на которой не осталось ни малейших следов вампирьих укусов. Мне показалось, что она немного удивилась, обнаружив, что при прикосновении шея не болит.
Заметив на руке Ааза золотой шнур, она вздрогнула, подняла глаза:
– Неужели я обречена стать вампиром?
– Вы были обречены, – ответил вместо Ааза Харольд. – Именно с этой целью Убальд и его приятели оставили вас в живых.
– Неужели этот шнур – именно тот предмет, за который я его принимаю? – поинтересовалась она, не сводя глаз с моего учителя.
– Этой ночью в целях безопасности тебе придется им перевязаться, – ответил Ааз, не вдаваясь в пояснения. – Я обещал это своему ученику для спокойствия его души.
– Полагаю, что мне следует всех вас поблагодарить, – сказала она, глядя на волшебную веревку.
– Помоги нам выбраться отсюда, и мы в расчете, – ответил Ааз.
– Сделаю все, что в моих силах, – ответила она, – но прежде всего мне хотелось бы получить стакан воды.
– Теперь я окончательно убедился в вашем исцелении, – с радостной улыбкой произнес Харольд. – Воду я вам сейчас принесу.
Я понятия не имел, почему скромное желание выпить стакан воды означало полное исцеление. Мне это казалось даже несколько глупым. Но спрашивать я, как вы понимаете, не стал. Не исключено, что вампиры воду вообще не употребляют, а пьют только кровь.
Когда Харольд удалился в кухню, Гленда подняла на Ааза исполненный ярости взгляд и спросила:
– Почему ты не загнал мне в сердце осиновый кол, когда имел для этого все возможности?
Меня ее вопрос привел в изумление. Неужели эта неблагодарная злится на то, что мой наставник ее не прикончил?