— Все нормально, — отрезает Кристиан. — Где лифты?
Мисс Застенчивость объясняет, и Кристиан опять хватает меня за руку. Я быстро обвожу взглядом помпезный вестибюль с мягкими креслами. Сейчас он пуст, если не считать темноволосой женщины, которая сидит на диване и кормит своего терьера. Она улыбается нам, когда мы идем к лифтам. Так, значит, в этом отеле позволено приезжать с домашними животными? Странно для такого роскошного заведения.
В нашем номере две спальни, гостиная, а в ней — роскошное фортепьяно. Зажжен камин. Этот номер больше, чем вся моя квартира.
— Ну, миссис Тейлор, не знаю, как вы, а я бы выпил чего-нибудь, — заявляет Кристиан, надежно заперев входную дверь.
В спальне он ставит мой чемодан и свою сумку на оттоманку, стоящую в изножье огромной кровати с балдахином, и ведет меня в гостиную, где ярко горит огонь. Как приятно! Я грею возле камина руки, а Кристиан готовит нам выпивку.
— Арманьяк?
— Да, пожалуйста.
Через минуту он тоже подходит к огню и протягивает мне хрустальный коньячный бокал.
— Ну и денек был, а?
Я киваю и вижу в его глазах озабоченность.
— Да все нормально, — успокаиваю я его. — Как ты сам?
— Ну, прямо сейчас я хочу выпить, а потом, если ты не слишком устала, лечь с тобой в постель и раствориться в тебе.
— Все в нашей власти, мистер Тейлор. — Я робко улыбаюсь ему, а он сбрасывает с себя обувь и стаскивает носки.
— Миссис Тейлор, перестаньте прикусывать губу, — шепчет он.
Я краснею и загораживаюсь от него бокалом. Арманьяк восхитителен; он скользит, как шелковый, по глотке, оставляя за собой теплый след. Когда я поднимаю глаза на Кристиана, он допивает свой бокал и смотрит на меня голодным взглядом.
— Анастейша, ты не перестаешь меня удивлять. После такого дня, как сегодняшний, вернее, уже вчерашний, ты не ноешь и не убегаешь прочь от меня. Ты очень сильная. Я преклоняюсь перед тобой.
— Между прочим, ты — очень веская причина для того, чтобы я осталась, — возражаю я. — Кристиан, я уже говорила тебе, что никуда не уйду, что бы ты ни делал. Ты ведь знаешь мои чувства к тебе.
Он кривит губы, словно сомневается в моих словах. Он морщит лоб, словно ему больно слышать мои слова. Ах, Кристиан, что мне сделать, чтобы ты поверил моим словам?
«Позволь ему побить тебя», — усмехается мое подсознание. Я хмуро отмахиваюсь.
— Где ты собираешься повесить мои портреты, сделанные Хосе? — Я пытаюсь повысить наше настроение.
— Это зависит от… — Он улыбается. Очевидно, для него эта тема более приятная.
— От чего?
— От обстоятельств, — загадочно говорит он. — Его вернисаж еще не закончился, поэтому у меня еще есть время подумать.
Я наклоняю голову набок и щурю глаза.
— Миссис Тейлор, вы можете строго смотреть на меня сколько угодно. Я ничего не скажу, — усмехается он.
— Я могу пытками добиться от вас правды.
Он поднимает брови.
— Знаешь, Анастейша, не надо обещать того, чего не сможешь выполнить.
Ого, он в этом уверен? Я ставлю мой бокал на каминную полку, протягиваю руку и, к удивлению Кристиана, беру его бокал и ставлю рядом с моим.
— Вот мы сейчас и проверим, — бормочу я. Храбро, осмелев от арманьяка, несомненно, я беру Кристиана за руку и тащу его в спальню. Возле кровати я останавливаюсь. Кристиан пытается скрыть свое веселое изумление.
— Ну, мы пришли. Что ты будешь делать дальше? — с насмешкой спрашивает он вполголоса.
— Прежде всего, я тебя раздену. Завершу начатое. — Я берусь за лацканы его блейзера, стараясь не прикасаться к телу. Он не морщится, но все же задерживает дыхание.
Я бережно снимаю блейзер с плеч Кристиана. Он не отрывает от меня глаз, теперь в них горит огонь, а все веселье исчезло без следа. Еще я вижу осторожность и… жажду? Как много всего можно прочесть в его взгляде… О чем он думает? Я кладу блейзер на оттоманку.
— Теперь снимем майку, — шепчу я и берусь за ее нижний край. Он помогает, поднимает руки и пятится назад, чтобы я быстрее стянула ее с него. Оставшись без майки, он выпрямляется и пристально глядит на меня с высоты своего роста. Сейчас на нем только джинсы, которые так провокационно сползли с его бедер. Из-под них выглядывает резинка трусов-боксеров.
Мой голодный взгляд поднимается по его плоскому животу к смазанным остаткам красной линии, потом к груди. Больше всего мне сейчас хочется провести языком по растительности на его груди, наслаждаться вкусом этих упругих волос.
— Что теперь? — шепчет он. Его глаза пылают.
— Хочу поцеловать тебя вот сюда. — Я провожу пальцем поперек его живота.
Он судорожно втягивает воздух, раскрыв губы.
— Я не останавливаю тебя.
Я беру его за руку.
— Тогда ложись, — мурлычу я и веду его к кровати с балдахином. Он явно удивлен. Мне приходит в голову, что, вероятно, над ним никто не доминировал после… нее. Нет, не надо заходить на ту территорию.
Откинув покрывало, он садится на край кровати и глядит на меня снизу вверх. Лицо серьезное, в глазах ожидание и настороженность. Я стою перед ним и сбрасываю сначала джинсовую куртку, потом штаны.
Он трет кончики пальцев. Видно, что ему отчаянно хочется меня потрогать, но он перебарывает это желание. Набрав полную грудь воздуха, я храбро берусь за майку, стаскиваю ее через голову и выпрямляюсь. Не отрывая от меня глаз, он сглатывает и восхищенно говорит:
— Ты настоящая Афродита.
Я беру в ладони его лицо и наклоняюсь, чтобы его поцеловать. Он издает низкий горловой стон.
Когда я накрываю его губы своими, он хватает меня за бедра. Не успев опомниться, я уже под ним, он раздвигает коленями мои ноги и вот уже лежит между ними как в колыбели. Он страстно целует меня, терзает мои губы; наши языки ударяются друг о друга. Его рука ползет от моего бедра по животу к груди, сжимает ее, мнет, восхитительно тянет за сосок.
Я издаю протяжный стон и невольно прижимаюсь пахом к нему, сладостно трусь о шов ширинки и его растущую в эрекции плоть. Он прерывает поцелуй и глядит на меня сверху вниз с удивлением и восторгом, выдвигает вперед бедра и ударяется о мое лоно. «Да. Сюда, сюда…»
Я закрываю глаза и издаю стон. Он повторяет свой удар, но на этот раз я отвечаю ему ответным ударом и наслаждаюсь его стоном и восторженным поцелуем. Он продолжает свою медленную, восхитительную пытку — ласкает меня, ласкает себя. И он прав: я забываю обо всем на свете. Все мои тревоги стираются из памяти. Я живу только сейчас, в этот момент, рядом с Кристианом — кровь ликует в моих жилах, громко стучит в ушах, и этот стук сливается с шумом нашего дыхания. Я запускаю пальцы в его буйную шевелюру, даю волю своему жадному языку, который теперь соперничает в смелости с его языком. Я глажу ладонями по его рукам, по пояснице до пояса джинсов, засовываю бесстыдные, жадные руки в джинсы, побуждая его повторять желанные движения вновь и вновь — чтобы забыть обо всем на свете, кроме нас двоих.