«Ауди» стоит у бордюра; Кристиан вылезает из машины при моем появлении. Снимает пиджак и остается в серых брюках, моих любимых, которые свободно висят на его бедрах. Почему этот греческий бог так много значит для меня? В ответ на этот вопрос я улыбаюсь сама себе как идиотка.
Весь этот день он вел себя как влюбленный — влюбленный в меня. Этот прелестный, сложный, порочный мужчина влюблен в меня, а я — в него. Неожиданно я чувствую внутри себя взрыв огромного счастья. Я наслаждаюсь этим моментом, мне кажется, я могу покорить весь мир.
— Мисс Стил, вы выглядите так же соблазнительно, как и утром. — Кристиан заключает меня в объятья и крепко целует.
— Мистер Грей, вы тоже.
— Что ж, поехали к твоему приятелю. — Он улыбается и открывает мне дверцу.
Пока мы едем к нашему с Кейт дому, Кристиан рассказывает, как прошел его день — вроде гораздо лучше, чем вчера. Я с обожанием гляжу на него, а он пытается мне объяснить, какой прорыв в науке совершили на факультете экологии Вашингтонского университета в Ванкувере. Объяснения не очень понятны, но я захвачена его страстным интересом к этой теме. Может, у нас так и будет впереди — хорошие дни и плохие; если хорошие дни будут такими, как этот, мне не на что жаловаться. Он дает мне листок бумаги.
— Вот когда Клод свободен на этой неделе.
А, тренер!
Когда мы подъезжаем, Кристиан достает из кармана свой «блэкберри».
— Грей, — отвечает он. — Рос, что там? — Внимательно слушает, что ему говорят.
— Я пойду и приведу Итана. Через две минуты вернусь, — шепчу я Кристиану и показываю два пальца.
Он рассеянно кивает, очевидно, поглощенный сообщением. Тейлор с теплой улыбкой открывает мне дверцу. Я ухмыляюсь в ответ. Потом нажимаю на кнопку домофона и весело кричу:
— Привет, Итан, это я. Открывай.
Замок жужжит, дверь открывается. Я взбегаю по ступенькам к нашей двери. Оказывается, я не была здесь с субботы, всего четыре дня, а кажется, что целую вечность. Итан любезно оставил дверь открытой. Я шагаю в квартиру и непонятно почему инстинктивно застываю на месте. Через мгновение понимаю причину: возле кухонного островка стоит бледная фигура, направив на меня револьвер. Это Лейла.
Ни хрена себе…
Она здесь. Глядит на меня с чудовищным бесстрастным выражением лица, целится из пушки. Мое подсознание шлепается в глубокий обморок, ему не поможет даже нюхательная соль.
Я смотрю на Лейлу, а мой мозг лихорадочно работает. Как она сюда попала? Где Итан? Черт побери! Где Итан?
Ледяной страх стискивает мое сердце, кожа на голове зудит от того, что каждый волосок встал дыбом от ужаса. Вдруг она что-то с ним сделала? У меня учащается дыхание, по телу проносятся волны адреналина и смертельного ужаса. «Спокойно, спокойно», — я повторяю эти слова как мантру.
Она наклоняет голову набок и разглядывает меня, словно я уродец, выставленный на ярмарке. Господи, уродец тут не я.
Мне кажется, что прошла тысяча лет, хотя на самом деле — всего доли секунды. Лицо Лейлы по-прежнему остается бесстрастной маской, а выглядит она, как и в прошлый раз, грязной и неряшливой. Ей весьма не мешало бы принять душ, и на ней все тот же грязный тренчкот. Грязные волосы липнут к голове, висят сосульками; тусклые карие глаза затуманены, и я вижу в них легкое замешательство.
Несмотря на то что в моем рту сухо, как в пустыне, я пытаюсь завязать диалог.
— Привет. Ты Лейла, да? — хрипло каркаю я. Ее губы дергаются, изображая улыбку.
— Она говорит, — шепчет Лейла, и ее голос, одновременно нежный и хриплый, звучит жутковато.
— Да, я говорю. — Я произношу эти слова ласково, словно уговариваю ребенка. — Ты тут одна?
Где Итан? Мое сердце сжимается от ужаса при мысли о том, что он мог пострадать.
Ее лицо вытягивается, мне даже кажется, что она готова зарыдать — такой несчастной она выглядит.
— Одна, — шепчет она. — Одна.
И в одном этом слове звучит такая глубокая печаль, что сердце сжимается. Что она имеет в виду? Я одна? Она одна? Она одна, потому что сделала что-то с Итаном? Только не это… Я с трудом перебарываю страх, сжимающий мое горло.
— Что ты здесь делаешь? Тебе помочь?
Несмотря на душащий страх, мои слова звучат как спокойный, доброжелательный допрос. Она морщит лоб, словно вопросы сбивают ее с толку, но не делает никаких агрессивных шагов. Ее рука по-прежнему спокойно сжимает оружие.
Тогда я выбираю другую тактику, пытаясь не обращать внимания на свои нервы.
— Может, ты хочешь чаю?
Почему я спрашиваю ее об этом? Потому что так Рэй отвечал на любую неожиданную эмоциональную перегрузку. Господи, да его удар бы хватил, если бы он увидел меня в эту минуту. Вообще-то, он уже обезоружил бы ее благодаря своей армейской тренировке… Сейчас она почти не целится в меня. Может, я могу и пошевелиться. Она качает головой и наклоняет ее то в одну, то в другую сторону, словно разминая шею.
Я набираю полную грудь драгоценного воздуха, пытаясь успокоить панику, и иду к кухонному островку. Она хмурится, словно не совсем понимает мои действия, и немного сдвигается, чтобы по-прежнему стоять лицом ко мне. Я беру чайник и дрожащими руками наливаю в него воду из-под крана. Мое дыхание постепенно выравнивается. Да, если она хочет моей смерти, она бы наверняка меня уже застрелила. Она наблюдает за мной с отстраненным любопытством. Я включаю нагрев, а сама мучительно думаю об Итане. Он ранен? Связан?
— В квартире еще кто-нибудь есть? — неуверенно спрашиваю я.
Она наклоняет голову и правой рукой — той, которая не держит револьвер, — хватает прядь своих длинных, грязных волос и начинает ее крутить и теребить. Очевидно, это ее привычка, когда она нервничает; я поражаюсь ее сходству со мной. Затаив дыхание, жду ее ответа. Тревога нарастает почти до невыносимого предела.
— Одна. Совсем одна, — бормочет она. Меня ее слова немного успокаивают. Может, Итана здесь нет.
— Ты точно не хочешь выпить чая или кофе?
— Не хочу пить, — тихо отвечает она и делает осторожный шаг в мою сторону.
Мое ощущение того, что я владею ситуацией, испаряется. Дьявол! Я опять тяжело дышу от страха, который расползается по моим жилам. Несмотря на это, я поворачиваюсь и беру из шкафчика пару чашек.
— Что в тебе есть такого, чего нет у меня? — спрашивает она, вернее, произносит с напевной интонацией ребенка.
— Что ты имеешь в виду, Лейла? — спрашиваю я как могу ласково.
— Мастер, мистер Грей, разрешает тебе называть его по имени.
— Я не сабмиссив, Лейла. Ну, Мастер понимает, что я не способна исполнять эту роль, что я не подхожу, что я неадекватна для нее.