– Небо увидеть? А разве?.. Ой, она что, слепая была? – удивилась Рина.
– Как крот, язви ее холера! Так и в гроб легла… – удовлетворенно произнесла Суповна. – Таз-то, девка, давай! Чо его тереть-то? Чай, не смазливая рожа!
Отобрав у Рины таз, Суповна захромала к ШНыру. Потом вспомнила о чем-то и, обернувшись, сказала:
– Ты того, девка!.. Что, не улетела еще твоя чудища? Загляни после ужина! Я тебе жратвы для нее дам! Нехай лопает, пока не околеет!
Убедившись, что еды больше нет, натрескавшиеся коты полезли в подвальное окно, которое Кузепыч вот уже второй год подряд безнадежно закладывал картонкой. Едва заделает, а кто-то – раз! – снова картонку отодрал и коты «лезуть». Суповна обещала прибить гада на месте, если поймает, вот только у окошка подозрительно часто видны были огромные косолапые следы.
– И чего они прутся в наш ШНыр? – спросила Рина, провожая взглядом котов.
– Я об этом думала как-то. ШНыр только для нас, наш. А для мухи он – мушиный, для кошки – кошачий. – Яра гладила себя по щеке цветущей веткой яблони, сорванной в Зеленом Лабиринте, и это было странно среди седых елей и подмосковных снегов.
К Рине, хромая, подошел печальный пингвинчик Рузя и сурово спросил:
– У тебя совесть есть?
Рина доложила, что когда-то была, но она не помнит, куда ее засунула.
– А ну немедленно покажи мне свой русский язык! – потребовал Рузя.
Рина открыла рот и показала. Рузя внимательно оглядел язык, после чего сказал:
– Язык хороший, но мне другой нужен. У меня кто-то словарь спер. Мне капнули, что это ты.
– Не я.
– Честное шныровское?
Рина кивнула. Рузя огорчился. Он выругал Влада Ганича, сел на ступеньки и с подробным занудством произнес:
– У меня к вам огромная просьба, девушки! Моя Наста собирается идти с вами в Копытово. Не могли бы вы по дороге как-нибудь намекнуть ей, что я самый лучший?
– Среди кого? – уточнила Рина.
– Среди всего! – строго ответил Рузя. – И еще можете упомянуть, что у меня прекрасная мама, которая замечательно готовит.
– Это заметно! – вздохнула Яра.
Рузя встревожился.
– Почему заметно? По каким признакам? Вы же ее не знаете!
Яра смутилась и в поисках спасения уставилась на Рину.
– Она хотела сказать, что у хорошего человека и мама обычно хорошая. Ну как правило! По статистике! – нашлась Рина.
Рузя успокоился.
– Это правда. У хорошего человека всегда хорошая мама, – убежденно согласился он.
Рузя оказался прекрасно осведомлен о привычках любимой девушки. Вскоре из ШНыра действительно вышла Наста. Рузя предусмотрительно затерялся в снегах, влез на крышу склада, где давно валялся старый матрас, обмотанный для непромокаемости скотчем поверх целлофана, и принялся мечтать о том, как он станет великим шныром и, достав летающий цветок из Межгрядья, подарит его Насте. В Копытово с девушками Рузя не напрашивался, потому что ему выгодно было притворяться тяжелобольным. Десять дней назад он обварил себе кипятком ступню, она стала облезать, как капуста, и теперь раз в день Наста меняла ему повязку. При этом ругалась, а Рузя млел от счастья. Но и Яра до Копытово не добралась, потому что сугроб, через который она пыталась перешагнуть, внезапно схватил ее за ногу. Яра завопила. Сугроб взорвался снегом и подхватил ее на руки.
– Чудо, былиин! Зачем же так оглушать старого больного человека? А если бы я остался заикой?
– Ул! Ты болван! – счастливым голосом сказала Яра.
Он тревожно оглянулся и, если бы руки не были заняты любимой девушкой, поднес бы палец к губам.
– Тшш! А кто еще об этом знает?.. Всем пока! Я ее похищаю!
Ул перекинул ее через плечо и, выдергивая из глубокого снега сильные ноги, побежал по парку. Яра болталась у него на плече. Ей с ее опытом наездницы мерещилось, что ее везут на тряском пони. Лишь у Зеленого Лабиринта – в этом любимом месте ШНыра, где Яра знала щекой каждый куст и каждое не ведавшее зимы дерево, – Ул поставил ее на траву. Яру захлестнуло счастливое оглупление любви. Захотелось проказничать. Она стянула с головы лыжную шапку и стала совать ее в нос Улу.
– Ну и зачем мне твоя каска? – поинтересовался он.
– Не называй ее каской! Ей обидно! Поцелуй мою шапочку! Смотри: хорошо поцелуй, чтобы ей было приятно! – попросила Яра.
Тем временем Рина вместе с Настой честно топали в Копытово. Ночью прошел снег. Дорога исчезла. Только громоздившиеся по краям сугробы подсказывали место, где она была. Наста забегала вперед и била палкой по ветвям елей. Стряхивала снег, чтобы он падал на Рину. Потом остановилась и спросила:
– Тебе тоже кажется, что я специально себя уродую?
Рина замешкалась с ответом. Обижать Насту ей не хотелось.
– Даже не знаю… Конечно, за короткими волосами ухаживать проще, но…
Наста нетерпеливо махнула рукой, показывая, что дальше можно не врать. Зачерпнув руками снег, она провела по лицу. Потом дернула себя за вставленную в мочку уха гильзу.
– Некоторых тут на руках носят, а я… да ну… надоело все! – сказала она с безнадегой в голосе.
Пару секунд Наста помолчала, потом проглотила прилипший к губам снег и, посмотрев на Рину, решительно предложила:
– Давай срежем! Тут короче!
– Может, и короче, но дороги нет, – сказала Рина.
– Как нет? Вот же лыжня уходит!
– Так то лыжня!
– Все равно пошли! Ты же меня не бросишь одну?
Рина уступила, и они пошли по проложенный кем-то лыжне. Первые метров двести лыжня держала их, а потом Рина вдруг провалилась по колено. Наста стала над ней смеяться, шагнула в сторону и тоже провалилась.
– Все равно пойду по лыжне! – сказала она упрямо. – Ты со мной? Тут уже недалеко!
– Ну давай рискнем! – согласилась Рина, ощущая в ботинках снег. Ей казалось, что терять уже нечего, но она ошибалась.
Вскоре лыжня спустилась в овраг, и снег стал глубже. Теперь они проваливались постоянно. Ветер толкал в спину, а перед ними неслась крупинчатая молочная поземка. Из-под снега выглядывали непонятные части давно упавших деревьев. Забежавшие с холма ели стояли в белых юбках, с голыми плечами. Молодые рябины гнулись под тяжестью снега, образуя арки. Рина и Наста проходили под ними, опуская головы, чтобы не зацепить белую дугу. Изредка Наста не выдерживала и толкала дерево. Оно распрямлялось, отстреливая снег, и замирало чуть накрененное, как Кузепыч, когда его прихватывал радикулит.
Потом стали попадаться занесенные кусты – огромные кучи снега с торчавшими из них красноватыми и сине-стальными ветвями, которые Наста называла «небритыми сугробами». И, правда, сходство было поразительное. Так и тянуло взяться за бритву.