Стоя на краю совершенно пустой дороги и дожидаясь зеленого человечка, Макар думал о Ларе, чьи красивые колени проникали ему в душу, минуя головной мозг. Он вспоминал, что, когда Лара вставляла в телефон провод зарядника и видела, что по батарее начинает волнами пробегать стрелочка, она приходила в восторг, начинала целовать телефон и вскрикивать: «Кушай-кушай, малахольный! Кушай-кушай, голодненький ты мой! Назвонькался! Что мне, жалко, что ли? Кушает мой маленький! Кушает мой пузатенький!» Макару в такие минуты очень хотелось оказаться на месте телефона. Перед глазами у Макара что-то поменялось. Он моргнул, тряхнул головой и понял, что «зеленый человечек» все-таки пришел и теперь шевелит на светофоре ножками… Ну все, пора!
Перекупщик жил в угловом сталинском доме, сразу за детским садом. Подъезд был открыт. Домофон не работал. Макар втащил рюкзак на второй этаж и у обшарпанной, много раз подожженной железной двери долго канючил звонком. Наконец в коридоре послышалось шарканье. Макар терпеливо повернулся к глазку, зная по опыту, что сейчас его будут полчаса разглядывать. Однако на этот раз дверь открылась сразу. Макар шагнул в коридор, пахнущий сложной смесью супа, табака и множества старых вещей, и, удивляясь темноте, стал нашаривать выключатель. На потолке вспыхнула лампочка. А в следующий момент Макар издал звук, который издает собака, когда наступаешь на нее в темноте.
Старичок-перекупщик робко жался к стене. Выражение лица имел умиленно-укоризненное, как у честного труженника, на глазах у которого вершится законная справедливость. Всю же ширину коридора занимали два масштабных дяди с лицами настолько говорящими, что с ними заведомо не хотелось беседовать.
– Это он? Ты уверен? – спросил тот, что стоял ближе к вешалке.
Перекупщик закивал, сдавая Макара со всеми потрохами. Второй дядя неторопливо шагнул к Макару. Макар бросил ему под ноги рюкзак и рванул на площадку. Громоздкие дяди преследовали его как-то неактивно, и уже секунду спустя Макар понял почему. На площадке его ждали. Макар попытался прорваться, но его плечо, точно в железный шкаф, врезалось в чью-то могучую грудь. Орущего Макара бережно приняли под локти и внесли в квартиру. Перекупщик захлопал было руками, но на него молча посмотрели, и он сгинул.
– Тащите его к свету! – приказал кто-то.
Макара втолкнули в большую пыльную комнату, настолько заваленную всевозможным барахлом, что одних телевизоров громоздилось на полу не меньше полутора десятков. Тут же были дубленки, женские кожаные сапоги и даже электрочайники. Перекупщик не брезговал ничем, скупая у квартирных воров и наркоманов едва ли не кухонную посуду.
Молодой, гибкий, одетый в дорогой костюм мужчина, мало похожий на тех, габаритных, вошел в комнату последним. Макар видел его впервые и, разумеется, не мог знать, что это Рома – правая рука Тилля. У «правой руки» было умное, приветливое, всепонимающее лицо. Правда, в красивых чертах этого лица таилось и нечто лисье, вкрадчивое, продуманное, несокрушимо правильное, что часто пугает в молодых политиках и вообще во всех слишком хороших на первый взгляд людях, которые делают из своей хорошести визитную карточку. Такие люди умеют нравиться. При первой встрече им хочется поведать всю свою судьбу. При второй встрече – пребываешь в растерянности, а при третьей – очень жалеешь о своей болтливости на первой встрече.
В руках Рома держал рюкзак Макара. Он распустил шнурок и, перевернув, вытряхнул его содержимое. На ковер высыпалось штук семь телефонов, музыкальный центр с колонками, две пары мужских часов, нетбук, съемная панель от автомагнитолы, фигурка жирного, похожего на лягушку восточного божка, длинная двухметровая нить поддельного жемчуга, штук двадцать серебряных вилок и позолоченная фоторамка со старательно выцарапанной фотографией. Последней вывалилась заляпанная микроволновка.
– А ее-то зачем? – Рома брезгливо перевернул ногой микроволновку. – Где ты все это взял? По форточкам лазил?
Макар дернулся. Держали его крепко.
– То орал, а то молчишь? Взял где, отвечай! – «рука Тилля» размахнулся для оплеухи, но бить не стал, а снисходительно похлопал Макара по щеке. Потом снял у Макара с плеча соринку и заботливо сдул. – Так откуда вещички?
– Ниоткуда.
– Как ниоткуда? Дедушкино наследство?
– Первый раз вижу. Нашел рюкзак на улице, – заученно отозвался Макар.
– Да что ты говоришь? Ну и пусть бы он себе лежал на улице! А?
– Взял с собой, чтобы сдать в полицию. Сюда зашел по дороге, потому что очень захотелось пить.
Державшие Макара громилы захохотали.
– А здесь, конечно, ближайший кран? – догадался дядя, о грудь которого Макар едва не сломал плечо.
– Ничего не знаю… шел сдавать в полицию. Сюда зашел по дороге, потому что захотелось пить, – упрямо повторил Макар.
Он собирался твердить одно и то же до бесконечности. И плевать – верят или нет. Он твердил, а сам внимательно разглядывал тех, кто его держал. И чем больше разглядывал, тем непонятнее они ему становились. Что-то у него не сходилось. Кто это? Опера, работающие по кражам? Возможно, но одеты слишком уж с иголочки. Отличные туфли, костюмы. А дорогущие часы? Уж в часах-то Макар разбирался. Много пришлось сдавать. А галстук с бриллиантовой булавкой у этого, шустрого, который похож на лисенка? Бандиты? Больше похоже. Да только возня с такими, как Макар, не их уровень. Может, ждали кого-то другого? Тогда к чему вопрос «Это он? Ты уверен?» и быстрый кивок перекупщика? И уж совсем сбивал Макара с толку легкий топорик с длинной рукоятью, который держал в руке один из громоздких. Держал просто и уверенно, как нечто само собой разумеющееся. Макар нет-нет, да скашивал на топорик глаза. Такой штуковиной хорошо разделывается мясо. Топорик наводил Макара на мысль настолько страшную, что он старался вообще не рассматривать такую вероятность. Лучше вообще не думать! Авось все как-нибудь рассосется само собой.
Присев на корточки, «рука Тилля» тщательно обыскал Макара, начиная от лодыжек. Когда он обшаривал подмышки, Макар ощутил под одеждой, в районе груди, непонятное шевеление. Перестав скрываться, из-под воротника лениво вылетела пчела, точно обрызганная распыленным золотом. Села на тюлевую штору и поползла. По тому, как натягивалась штора, ощущалась, что пчела тяжелая.
– Гы! Как шныры, так сразу полосатый мух! – голосом, тяготеющим к остроумию, сказал один из державших Макара громил. Упоминание шныров окончательно утвердило Макара в его предположении.
– Так значит, вы это… ну?.. – осторожно начал Макар.
У Ромы предупреждающе запрыгала щека.
– Что «ну»? Договаривай!
– Не, ничего! Никакое не «ну!» – спохватился Макар.
Рома ухмыльнулся и хлопнул его по плечу.
– Да ладно тебе придуриваться! Хотел нас ведьмарями обозвать? Ну так и обзови! Да только настоящие ведьмари – это у Белдо. Я вот и заклинания ни одного не знаю. Пробовал тут как-то побаловаться, да только проводку в кухне спалил… – Очень довольный, он огляделся, точно в горелой проводке было нечто замечательное.