И тут он увидел.., увидел…
Челюсть его отвисла, глаза полезли на лоб, и матрос Жан, который успел многое повидать в своей нелегкой жизни, вдруг ощутил, как все внутри его словно оборвалось и полетело вниз.
Он увидел откинутое вверх преображенное женское лицо.
Это была она. Она, жена графа де Пейрака!
В плотном кольце оцепеневших мужчин, которые были ошеломлены почти как Жан на своей скале. Золотая Борода и Анжелика, не сводя глаз друг с друга, неистово обнимались и целовались, как вновь обретшие друг друга влюбленные… КАК ВНОВЬ ОБРЕТШИЕ ДРУГ ДРУГА ВЛЮБЛЕННЫЕ!
— Колен! — сказала Анжелика.
В каюте на корабле, куда он ее привел, царил полумрак. Через открытые окна кормовой башни было видно свечение бухты и зыбкое отражение маленького острова.
Корабль стоял на якоре.
Как бы оцепенев от дневной жары, он мечтательно покачивался на тихих волнах, которые ласково плескались вокруг. Казалось, что «Сердце Марии» покинули все его обитатели, оставив на борту только эти два существа, внезапно воссоединенные по воле судьбы.
— Колен! Колен! — как во сне повторяла она.
…Теперь она молча смотрела на него, полуоткрыв губы. Она все еще переживала то сильнейшее потрясение от неожиданности, испуга и острого счастья, которые она испытала, когда вдруг ей показалось, что в шагающем по гальке гиганте она узнает, угадывает… О, этот разворот плеч, этот взгляд… А неописуемое волнение и пригвоздившее его к месту оцепенение, когда он заметил ее, и она ринулась ему навстречу! Колен! Колен! Ах, дорогой друг мой, друг из пустыни!
Высокая статная фигура человека по имени Золотая Борода заполняла все узкое пространство каюты.
Стоя прямо перед ней, он молчал как немой.
Было очень жарко. Отстегнув портупею, он положил ее на стул и снял камзол. К портупее были прицеплены три пистолета и топорик. Когда он прижал ее к себе, весь этот арсенал даже причинил ей боль, а затем губы их слились в поцелуе, и она начала сожалеть, что, поддавшись спонтанному порыву, сама бросилась к нему в объятия.
В тяжелом полумраке светлыми пятнами проступали белый воротник его расстегнутой на могучем торсе рубахи и закатанные на мощных руках рукава. Последний раз она видела его в Суете [4] , испанском городе на земле сарацинов.
С тех пор прошло четыре, нет, пять лет. И вот сейчас они в Америке.
Анжелика возвращалась к реальной действительности, к трезвой оценке фактов. Сегодня утром, когда занималась тревожная заря, она ждала появления грозного пирата, врага… Но Золотой Бородой оказался Колен, ее соратник, ее друг.., ее бывший любовник. Какая страшная, ошеломляющая неожиданность!
И, в то же время, это была действительность, чуть сумасшедшая, но вполне реальная. Разве не для того они созданы, все авантюристы, все моряки нашего мира, чтобы вдруг встретиться в любой точке земного шара, всюду, куда море несет корабли?
Совершенно непредсказуемый случай снова свел ее с человеком, вместе с которым она убежала из Микнеса, а потом из Барбарии… Но все это было по ту сторону земного шара, и за прошедшее время оба они прожили две неведомые друг другу жизни.
В молчании каждый из них сравнивал свои впечатления с тем, что было много лет тому назад. Было много схожего, но еще больше чего-то чужого… Казалось, что прошедшие годы постепенно наполняют узкое пространство каюты какой-то тяжелой, чуть вязкой водой, и эта вода начинала отдалять их друг от друга. Время как бы обретало реальную, ощутимую форму.
Подперев подбородок руками, Анжелика попыталась улыбнуться, чтобы остановить новый прилив неясного возбуждения, которое вдруг снова обожгло ее щеки и вызвало блеск в глазах.
— Так, значит, это ты, — сказала она и тут же поправилась, — значит это вы, мой дорогой друг Колен. Именно вы оказались тем самым корсаром Золотая Борода, о котором я столько наслышана?.. Я бы солгала, сказав, что ожидала этого… У меня и в помине не было мысли о том…
Она прервалась, глядя, как он садится к столу напротив нее. Скрестив руки на груди, чуть подавшись вперед и втянув голову в плечи, он теперь смотрел на нее задумчивыми немигающими светло-голубыми глазами.
Она не знала, как реагировать на этот внимательный взгляд, понимая, что он искал в ее лице, узнавал во всех его чертах и находил почти неизменившимся родной, близкий, любимый облик, который явился ей самой в обветренном лице этого человека с его широким лбом, пересеченным тремя глубокими морщинами, похожими на шрамы, вихрастой головой нормандца и светлой бородой. Но какая это, должно быть, иллюзия! Сколько преступлений было совершено этим человеком за прошедшие годы?
И хотя какой-то страх вновь овладел ею, она признавалась себе, что он нравится ей теперь именно таким, каким он стал, и понимала, что и он смотрел на нее и видел ее именно такой, какой она была сейчас, с обращенным к нему лицом, с перламутровыми отблесками на волосах. Это было лицо женщины, которая не стеснялась своей привлекательности, которая была горда своей зрелостью и свободным умом и ощущала в себе какую-то королевскую стать, большее совершенство в линиях, большую гармонию в осанке, в тонком очертании носа, бровей, губ, большую мягкость, но и загадочность в океанской синеве взгляда, и все это было почти идеальным образом цельной натуры, которая околдовывала своими чарами всех мужчин, иногда до безумия, как Пон-Бриана.
Наконец корсар произнес:
— Это невероятно! Вы еще прекраснее, чем были тогда и какой вы запечатлелись в моей памяти. Бог свидетель: ваш образ не покидал меня все эти годы.
Выразительным движением головы Анжелика отвергла это признание.
— Нет никакого чуда в том, что сегодня я выгляжу более красивой, чем та несчастная женщина, какой я была тогда… Впрочем, вы видите, у меня поседели волосы.
Он кивнул.
— Я помню.., они начали седеть на дорогах пустыни.., слишком много горя… Слишком много перенесенных страданий… Бедная малышка! Бедное храброе дитя…
Она вновь узнавала его голос и его чуть крестьянский выговор, басовые нотки той немного отеческой интонации, которая когда-то так трогала ее. Теперь она хотела во что бы то ни стало не поддаться новому волнению, но не находила нужных слов.
Когда она грациозным, но немного страдальческим жестом отвела со лба светлую прядь волос, глубокий вздох вырвался из его груди.
Анжелике очень хотелось придать их встрече больше легкости, хотелось говорить, шутить. Но пристальный взгляд Колена Патюреля полностью сковывал, парализовывал ее.
Он всегда был серьезен и редко смеялся. Сегодня он выглядел еще серьезнее… Впрочем, она знала, что за его суровой невозмутимостью могла скрываться не только печаль, но и хитрость.