— Никто, если он в здравом уме, — мрачно заметила Александра, — не может рассчитывать на то, что незнакомый человек возьмет на себя ответственность за чужого ребенка.
Она посмотрела на крохотное создание. Темные шелковистые волосики стояли на голове девочки дыбом, словно наэлектризованные. Что-то шевельнулось в душе Александры.
Сэм капнул молоко на тыльную сторону ладони, проверяя, достаточно ли оно теплое.
— Надо сообщить властям, — сказала Александра, взяв у Сэма бутылочку. — Это для ее же блага. Я имею в виду мать. Чем быстрее ее найдут, тем лучше. Ей определенно нужна помощь.
При появлении бутылки девочка перестала плакать и начала энергично сосать. Когда она немного утолила голод, ее большие голубые глаза остановились на Александре. Взгляд был серьезным, доверчивым. Подобие улыбки мелькнуло на крохотных губах.
Вряд ли это была улыбка, убеждала себя Александра. Просто непроизвольное движение.
— Сэм?
— Да?
— Как ты думаешь, что это за «Голубой попугай»?
«Голубой попугай» оказался похожим на джаз-клуб, каким его изображают в кино. Голые кирпичные стены, маленькие столики, завсегдатаи у стойки бара. Мало света, много дыма. Александра тут же почувствовала, что у нее начинается приступ аллергии. В носу зачесалось, на глазах выступили слезы. Вот черт!
— Простите, — сказала она бармену. — Это я звонила вам и спрашивала о человеке по имени Райли.
— Он там. — Бармен кивнул в сторону небольшой эстрады, где музицировал джазовый квартет. Александра насчитала три лысины. — Райли — пианист.
Он сидел к ней вполоборота, в уголке рта дымилась сигарета. Только курящего ей и не хватало, подумала Александра. Она достала бумажный носовой платок, чтобы вытереть слезы.
Пробираясь поближе к пианино через толпу любителей джаза, она репетировала про себя: «Мистер Райли, мне надо поговорить с вами о ребенке». Пожалуй, это будет слишком прямолинейно. Кто он, этот Райли? Отец ребенка? Но если мать оказалась в таком положении, что ей пришлось бросить малышку, он вряд ли захочет признать свое отцовство. Лучше она скажет так: «Надо поговорить о деликатном деле».
Подавшись вперед, она громко позвала:
— Мистер Райли.
На нее зашикали, словно она прервала музыканта, исполнявшего соло. Александра покраснела, но не сдалась. Аллергия разыгрывалась, и ей надо было как можно скорее уходить отсюда.
— Мистер Райли, — прошипела она, и поклонники его искусства снова вознегодовали. А Райли, казалось, не слышал ничего, кроме своей музыки. Он так низко склонился над клавиатурой, что были видны лишь его согнутая спина, затылок и быстро бегающие по клавишам пальцы. На голове у него было больше волос, чем у всех остальных музыкантов, вместе взятых. Волосы были темно-каштановые, густые и довольно длинные.
Александра уже начала терять терпение, но тут музыка закончилась. Когда стихли аплодисменты, Александра громко сказала:
— Мистер Райли!
Пианист расправил плечи и, закинув руки за голову, потянулся. Затем повернулся к Александре.
— Это вы все время мешали? — осведомился он, зажав в углу рта сигарету.
У него были темные прямые брови, а между ними глубокая складка, свидетельствовавшая о том, что он часто хмурится. Из-за дыма он сощурил глаза, так что нельзя было определить их цвет. Крупный нос, красиво очерченный подбородок, нижняя губа немного полнее верхней. Как мужчина он был довольно хорош, но избави Бог, если девочка вырастет похожей на него.
— А по возрасту вам можно находиться в таком заведении, как это? Вам придется предъявить удостоверение, если вы хотите заказать выпивку.
— Я не собираюсь пить. Мне нужно поговорить с вами.
— О чем?
— Это о… э… Мы не могли бы поговорить наедине?
Он посмотрел на нее тем оценивающим мужским взглядом, которым смотрят на женщину, приглашающую в свой будуар. Александра чувствовала, что ее раздражение растет.
— Хотя бы намекни, милая, — сказал он и пробежал пальцами по клавишам. У него были большие сильные руки с ухоженными ногтями и без пятен никотина на пальцах.
— Я пришла поговорить о ребенке.
Он передвинул сигарету в другой угол рта и оглядел ее с ног до головы: очки без оправы, обмотанные шарфом волосы, длинную юбку и не по росту большую рубашку поверх футболки. На лице никакой косметики, а нос и глаза красные.
— О ребенке? — Его прямые брови поползли вверх. — У вас есть ребенок? Или вы хотите его заиметь?
— Что? — непонимающе замигала она.
— А-а, догадался. Вы хотите, чтобы у вашего ребенка оказались способности к музыке, а вы услышали, как я играю… Вы полагаете, что благодаря моим и вашим генам у вас родится гениальный ребенок. — Александра услышала, как контрабасист засмеялся этой шутке. — Но мне придется повторить то, что я уже сказал одной особе месяц назад: извините, не могу.
О какой особе он говорит? Господи! Беднягу осаждают женщины, которые хотят от него детей!
— У меня уже есть ребенок, — заявила она, решив больше не деликатничать. — И возможно, он ваш, Райли.
— Ладно. Давайте поговорим, — сказал он, вставая. — Что все это значит? Я знаю, что не являюсь отцом вашего ребенка.
Александра полезла в сумку за очередным платком. В баре было душно. У нее запотели очки, из глаз текли слезы.
— Боже, да она собирается реветь, — пробормотал Райли. — Пойдемте.
Он схватил ее за рукав и повел в небольшую комнату, где было относительно прохладно.
— Только избавьте меня от слез, — скучающим тоном сказал он.
— Я не плачу, — огрызнулась Александра. — Хотя у меня есть на то полное право. Когда я сегодня вернулась с работы, то обнаружила на своем пороге малышку. Да, да, не смейтесь. При ней была записка. — Она протянула ему мятые клочки. — Вы не могли бы перестать курить?
Он проигнорировал ее просьбу и, усевшись на край письменного стола, поднес бумажные клочки к свету. Пока он изучал записку, Александра изучала его. У него были круги под глазами, и ему явно не мешало бы побриться. Ворот рубашки был расстегнут, рукава закатаны до локтей. Поверх рубашки был надет жилет. Все вещи, включая золотые часы на кожаном ремешке, были дорогими.
— Полагаю, вы и есть мисс Пейдж? — наконец спросил он.
— Верно.
— Раз автор записки знает вас, то и вы должны ее знать.
Александра покачала головой.
— Тогда что значат эти слова: «спасли других детей»?
— Неважно. Важно то, что в записке значится ваше имя и этот клуб. Так что вполне вероятно, что женщина назвала имя отца ребенка. Это вы?
— Послушайте, мисс Пейдж. Подкидыш, разорванная пополам записка, «Я в отчаянии»… Как все это старо.