Разумеется, ей не удалось ускользнуть от Колина. Он ждал ее, чтобы похвастаться своими подвигами, в том числе, блестящей телепередачей о фирме. Кэрин согласилась, что передача была отличной! Вдруг Колин оборвал свой монолог и резко сказал:
— Нет, только взгляни на этого большого дурака рядом с Лайаной!
Кэрин даже не повернула головы.
— По-моему, это определение не подходит к нему. Как я понимаю, он получил стипендию Родза!
— Вот еще! — неприязненно воскликнул Колин. — Неотесанный болван! Дюжина таких не стоит и десяти центов, и ни для чего не годится!
— Ну, если ты так говоришь, Колин…
Колин посмотрел в лицо своей собеседницы и успокоился.
— Не думаю, чтобы он нравился Лайане, — утешающе пробормотала она, но тут раздался веселый, звонкий смех Лайаны и опроверг это утверждение. Колин поник.
Хоть Колин и не нравился Кэрин, она сочла своим долгом напомнить Лайане, что ее жених начинает беспокоиться.
Позже вечером, обе девушки отправились на его поиски. Щеки Лайаны раскраснелись, глаза повеселели, словом, она выглядела счастливой. Они поискали на переполненной террасе, потом решили выйти в сад через библиотеку, наиболее коротким путем.
Небо усыпали звезды, но луна в новогоднюю ночь так и не появилась. Первой их заметила Лайана. Они стояли в саду недалеко от дома, почти напротив слабо освещенной библиотеки. Селия была озарена тусклым золотистым сиянием; она чуть заметно улыбалась, запрокинув свою серебряно-золотистую голову, ласково и в то же время крепко обвив руками шею Колина. Колин склонил к ней свою каштановую голову, мускулы на его шее вздулись, спина напряжена: он был не в силах противиться Селии.
Кэрин в шоке застыла, схватив Лайану за руку, но та, вырвавшись, стремительно побежала. Длинноногая, она двигалась с невероятной скоростью, Кэрин не могла с ней состязаться. Она и не представляла себе, что можно так быстро бегать.
Как вкопанная, Кэрин стояла на месте, рискуя быть замеченной. Ее охватила полная апатия. Селия и Колин! Есть ли мужчина, не подвластный ей?
Вдруг Колин настороженно оглянулся и заметил ее. На его красивом лице появился стыд, презрение к себе. Селия же почти прошипела:
— Так… подкралась, как маленькая воришка!
Кэрин не отвечала, чувствуя, как ее охватывает угрожающее отвращение и гнев. Она взяла себя в руки.
— Я бы совсем не хотела видеть вас! — произнесла она холодно.
— Ты не скажешь Лайане? — взглянул на нее, совершенно подавленный, Колин.
Кэрин внезапно почувствовала враждебность к нему, и это сразу отразилось на ее лице. Колин увидел это, что-то пробормотал и отдернул руки от Селии.
— Ты также можешь идти, — насмешливо процедила Селия и обернулась к Кэрин: — Я не выношу тебя, если хочешь знать! В тебе во всем виден твой отец. Кроме того, ты не видела ничего особенного, Колин такой же мужчина, как все!
— Не просите, чтобы я поверила этому! — презрительно выпалила Кэрин.
Селия взглянула на нее с ненавистью:
— Любой мужчина будет принадлежать мне, если я этого захочу!
Она царственно вскинула голову. Кэрин засмеялась бы, не будь Селия так серьезна. Она сделала шаг назад.
— Вы отвратительны! — спокойно произнесла она. — Желание победить, должно, все-таки, находиться в некоторых рамках приличия!
Она стояла, сцепив руки, слыша шум в ушах и видя неприкрытую ярость в глазах Селии.
Новый год был уже близко, когда Кэрин побежала за Лайаной. Она нашла ее в комнате, лежащей на постели, уткнувшись лицом в подушку. Лайана не плакала. Кэрин подошла к ней и окликнула. Как она может утешить ее? Какими словами?
— Лайана!
Та выскользнула из рук Кэрин и бросилась к окну.
— С Новым годом! — трагическим тоном поздравила она Кэрин.
— Лайана, дорогая, — голос Кэрин дрожал, как струна, — ты же знаешь, на новогодних балах случаются самые необычные вещи. Люди немного расслабляются, совершая поступки, о которых, в другое время, даже и не помысли бы!
Лайана горько рассмеялась.
— Прошу тебя, Лайана! — настаивала Кэрин. — Все внизу сейчас немного сошли с ума. Это просто старинный обычай!
Лайана смеялась, но смех ее был так горек.
— Так вот, что мы увидели! Или, скорее, не совсем увидели. Старинный обычай! Мы также пропустили оставшуюся часть представления! Не думаю, что когда-нибудь оправлюсь от этого!
— А может быть, ты слишком серьезно к этому относишься?
Кэрин сама удивлялась, что несет такую околесицу, но белое лицо Ли пугало ее.
— А ты могла бы целовать чужого жениха? — спросила Лайана, горько посмеиваясь.
— О Господи, Ли! — Кэрин пыталась быть объективной, но сама еле сдерживала слезы. — Это могло бы случиться… в какой-то безумный миг… Никто из нас не совершенен… Если бы я любила его… — бессвязно и рассеянно повторяла она.
— И ты думаешь, мама любит Колина? — резко повернулась к ней Лайана.
— Не представляю, как кто-то вообще может его любить, — вынуждена была признаться Кэрин.
— Я любила его, — спокойно заметила Лайана, — не сейчас. Но мама никого не любит. Я могла бы ее простить, если бы здесь было замешано ее сердце. Но мама никого не любит. Отталкивает то, что она слишком занята собой.
Она повторялась с ужасающим спокойствием, впервые в жизни, столкнувшись с тяжелым испытанием.
Кэрин сочувственно посмотрела на ее безжизненное лицо.
— Ты больше не спустишься вниз?
— Нет. У меня не хватит мужества. Выдумай что-нибудь про меня, Каро. Но пусть мама теперь держится от меня подальше!
Кэрин остановилась в дверях.
— Она… никто из них… не заметил, что ты была там.
Лайана вскинула голову.
— Ты им не сказала?
— Нет!
— Спасибо, Каро, — устало произнесла Лайана и закрыла глаза.
После ночи неизбежно наступило утро, и никто, кроме Гая, не встал раньше обеденного часа. Для Гая же один день очень походил на другой: его всегда ожидали дела. Он с утра удалился в свой кабинет и не появлялся. Новогодний обед был назначен на вечер — никому до этого не хотелось есть. Дяде Марку отнесли поднос в его комнату, а остальные, один за другим, появлялись в солярии выпить чашку кофе с сэндвичем.
Невероятно, но Селия снизошла до того, чтобы присоединиться к ним, и только Кэрин понимала, что это не снисхождение, а протянутое ею угрожающее щупальце.
Все, казалось, ждали Лайану. Она тихо проскользнула на террасу, ошеломляюще бледная. На ней был, сшитый на заказ, черный льняной брючный костюм с золочеными пуговицами и пряжками, а свою блестящую, черную шевелюру она завязала также черным шарфом.