Даже на самом краю крыши, над бесконечными ручейками тающего снега, склонялись вылезшие из крохотного островка мха фиалки.
Стоял конец апреля. Под горячими лучами весеннего солнца снег таял стремительно, и все вокруг было наполнено тихим журчанием воды. В лесу снег был грязный, весь усыпанный клочьями чернеющего мха, сломанными веточками, гнилыми сосновыми шишками, — это хозяйничали, прыгая с ветки на ветку, белки.
Береза, накануне еще голая, бесцветная, словно вырезанная из слоновой кости, покрылась сиреневыми и серыми сережками и напоминала занавесь с бахромой. Раскидистый вяз, похожий на роскошный праздничный веер, выставил напоказ свои изумрудные листочки.
Вернулись охотники, они принесли прокопченные туши двух оленей, половину американского лося и фаршированные потроха медведя. Потроха медведя — любимое блюдо Мопунтука, он прислал его в дар людям из Вапассу и обещал в скором времени лично навестить их.
Сеять овощи в Вапассу пока не решались, потому что земля, если не считать небольших прогалин, еще почти сплошь была покрыта снегом. Они опасались возможных заморозков и снегопадов. Но каждый день приближал их к тому часу, когда они опустят семена в рыхлую, напоенную влагой землю.
Покрытое льдом озеро менялось просто на глазах: сначала оно стало серым, словно огромное потускневшее зеркало, потом на поверхности его проступила вода и оно раскололось на полупрозрачные островки.
Больше всего в эти первые весенние дни завораживал Анжелику шум пробудившейся воды. Сначала это был легкий, чуть слышный шелест, зародившийся в великом молчании зимы, но час от часу он становился все звучнее, яростнее. И теперь уже звенела вся природа, наполняя ночи неумолчным, нескончаемым урчанием. Шум воды окружал форт и окрестные озера чудесным водоворотом.
Анжелика грезила наяву. Весна!
Светало теперь намного раньше, а по вечерам солнце дольше задерживалось на пороге, и можно было допоздна не зажигать свечей.
Хозяева Серебряного озера целыми днями копошились на солнышке, совмещая приятное с полезным, — укрепляли свои силы и восстанавливали палисад. Многое за зиму было разрушено — загородки, крыши, все угрожало рухнуть, и, по мере того как земля очищалась от снега, вид форта становился все более неприглядным, как после побоища. Люди работали, время от времени поднимая к небу свои исхудавшие бледные лица; щуря больные глаза, они подставляли кожу под струящиеся лучи солнца, словно купаясь в них, в этом источнике здоровья и молодости. Дети иногда замирали в тепле солнышка, словно зябкие цыплята.
В первый же весенний день Анжелика поняла, что теперь самое главное — это набраться терпения и ждать. Завтра она позаботится о своих запущенных, потрескавшихся руках, завтра она умоет лицо первой дождевой водой, затеет с госпожой Жонас грандиозную уборку. Но сегодня она будет сидеть, держа на коленях Онорину, как в те трудные дни, когда они были до предела изнурены голодом. Она будет ждать, и пусть силы постепенно возвращаются к ней, пусть растекаются по ее телу, словно живительный сок по стволу дерева. Она слишком много потратила их и теперь вполне заслужила отдых. Она всю жизнь слишком щедро расходовала их, хотя по опыту знала, что иногда за победу потом приходится расплачиваться очень дорогой ценой…
Сознавая свою немощность, она внутренне расслабилась, нарочно работала не торопясь, оставляя на завтра бесконечное множество важных дел, мысли о которых теснились в ее голове.
Прежде всего она отправится в горы, к речкам, на берега озер, чтобы искать там цветы, стебли, кустики, корни, которыми она наполнит коробочки и горшочки в своей аптеке. Теперь уже она не упустит ничего. Она соберет даже незнакомые ей растения, а потом разгадает их тайны.
Она дала себе зарок никогда больше не допустить, чтобы зимой у нее не оказалось какого-нибудь снадобья для больных, как случалось в эту зиму, когда зачастую у нее не было ничего, кроме кипятка и гусиного или медвежьего жира. Ее кладовые наполнятся благоуханием. Горшочки и коробочки, помеченные ярко раскрашенными наклейками, выстроятся в ряд на полках. И за двадцать лье со всей округи в форт Вапассу потянутся люди — лечиться…
И вот наступил день, когда она с Онориной отправилась на встречу с весной, отправилась собирать весенние цветы и лекарственные травы.
На желто-зеленом ковре среди полегшей прошлогодней и молодой зеленой травы подмигивали им своими бледными восхитительными глазками фиалки. Примулы распрямляли свой розовый плюмаж, лютики топорщили свои лепестки, такие легкие, что они трепетали от малейшего дуновения ветерка. Анемоны, которые в Пуату называют «дочь поперед матери», потому что цветок на них появляется раньше, чем листья, зажигали свои синие цветы на черной, как копоть, богатой перегноем земле в светлых подлесках, поросших липой.
На скалистых склонах тянули к солнцу свои золотые хохолки крохотные цветки мать-и-мачехи, а рядом с ними — крокусы и подснежники. Все они — хрупкие, еще не защищенные травой, — дрожали на кромке снега под довольно сильным северным ветром. Анжелика бодрым шагом бродила по холмам и ложбинам, счастливая оттого, что ступает по упругому мху, а не утопает в грязи и болоте. В те дни, когда она уходила собирать травы, она брала с собой всех детей, звала в помощь Эльвиру или кого-нибудь из молодых людей форта, потому что нельзя было упустить время. Она знала, что лекарственные травы следует собирать только в сухое и солнечное время, в середине дня, пока еще не пали вечерняя роса и туман, так как даже незначительный налет влаги портит нежные лепестки и лишает их целебных свойств. Мать-и-мачехи, эффективного средства при болезнях горла и десен, было просто изобилие. Фиалки, эти аристократки среди лекарственных трав, предназначенные для избавления от кашля и насморка, встречались гораздо реже. Настойка из фиалок — эликсир для принцесс. Отвар мать-и-мачехи — снадобье для крестьян.
Онорина любила разбирать фиалки и тщательно раскладывала их для сушки на чердаке. Мама сказала ей, что она сделает из них ароматный сироп для детей — ведь они часто кашляют, но не любят, когда их лечат. Одуванчики усыпали своими желтыми головками все вокруг. Дети, вооружившись маленькими ножиками, выкапывали и очищали их покрытые пушком белые корешки, а вечером ели салат из них, приправленный сладковатым березовым соком. Позднее, когда корень одуванчика стал красноватым, Анжелика стала сушить его впрок. Еще она разрезала вдоль на две части корневища желтого гравилата, маленького потешного цветка, который тащил за собой из земли длинный черный деревянистый хвост, пропитанный горьким соком, — незаменимое лекарство при болях в желудке, и корневище аира, благоухающего тростника, собранного на краю болота. Она скоблила корни репейника, или попросту лопуха-сорняка, которого было очень много и в Пуату. Правда, она не была вполне уверена, что это он. Неуловимые отличия иногда преображали растения и цветы Нового Света в незнакомцев. И она задумчиво крутила их в руках.
Однажды Онорина принесла ей букетик цветов, похожих на крохотные колокольчики, которые напоминали вереск, с той лишь разницей, что они были мягкие и свежие. Их легкие листья, тонкие, как паутина, были серо-зеленые, а колокольчики — розовые. Анжелика в конце концов узнала в них дымянку, или, как ее неизвестно почему называют еще, земную желчь, или вдовью траву. Она помнила, что из стеблей ее делают туалетную воду, которая очищает кожу, а отвар из цветов, приготовленный на воде, молоке или сыворотке, предохраняет от загара. Если же им промывать глаза, они будут ясными и блестящими. А настойка дымянки улучшает аппетит. И наконец, говорили также, что она спасает от цинги.