— Ты только затем и пришла, чтобы поговорить со мной о Людмиле?
— Нет, я пришла поговорить с тобой совсем о другом. Ты же не станешь отрицать, что у Прудниковой и Ванеевой были стертые пятки… Я бы хотела знать происхождение этих странных синяков, ссадин и трещин.
Вот ты, врач, объясни мне, откуда они взялись?
— Да, я тоже заметил это… Такие случаи наблюдались в моей практике при изнасиловании. Женщина, которую насилуют, упирается ногами в землю, во что угодно, чтобы только найти точку опоры и сбросить с себя насильника. Иначе объяснить эти стертые пятки, как ты говоришь, я никак не могу.
— А что, если они перед смертью танцевали?
— Что-о-о! — Ошеров даже привстал со стула, на котором сидел, и, сняв очки, протер глаза и присвистнул:
— Вот это фантазия! Где, с кем и, вообще, с какой стати они бы танцевали? Особенно Лариса Ванеева… Это пришло тебе в голову только из-за того, что она — бывшая балерина?
— Да нет… Просто она была одета в танцевальный костюм… Итальянский.
— Вот даже как? Ты имеешь в виду красную юбку и белую блузку? Но ведь то, что Ванеев ее в этой одежде никогда не видел, еще не свидетельствует о том, что у нее ее не было. Она могла заказать ее где угодно. Да любой портнихе в Вязовке…
— Может, оно и так, да только красная ткань, из которой сшита, к примеру, юбка, не продается ни в одном из магазинов не только Вязовки, но и в радиусе пятисот километров от города. Что ты на это скажешь?
— Но откуда ты все это знаешь?
— Знаю. У меня есть приятельница-переводчица с итальянского. Она видела танцевальную группу из двенадцати молоденьких итальянок, которые приезжали на юбилей нашего города. Они танцевали именно в этих костюмах… Я только что приехала из города, чтобы ты знал…
— А зачем тебе все это?
— Говорю же, я — писательница. А потому любопытная донельзя. Тебя это раздражает?
— Нет, напротив, меня это восхищает. Так, может, ты и напишешь об этом?
— Нет, скучная тема: деревня, какие-то убийства, красные юбки… Читатели любят читать о чистеньких городских шлюхах, разъезжающих в «мерсах» и «кадиллаках» в норковых манто и с пистолетиками в сумочках из змеиной кожи. Да чтоб непременно были связаны с мафией, можно даже с сицилийской… А ты говоришь: «напишешь об этом». О чем? И вообще, я завтра уезжаю. Ну вот, собственно, и все. Мне пора…
— Но ведь ты же зачем-то пришла ко мне?
— Да, конечно. Я просто хотела посмотреть, как живет сельский доктор…
— Ну и как, понравилось?
— Да. Неплохо тебе здесь живется. Только непонятно, откуда такой достаток? Ты берешь деньги со своих пациентов?
— Нет. Просто я здесь совмещаю многих врачей… Да практически всех. Я поставил условие перед администрацией Вязовки, что останусь лишь в том случае, если мне позволят не только работать за хирурга, гинеколога, зубного врача и прочих, но и получать за них за всех деньги. Я же их лечу, поэтому они и пошли мне навстречу… Они ведь не совсем идиоты, понимают, что добровольно в эту дыру все равно никто не приедет, а насильно никого не заставишь. Вот и все объяснение. Кроме того, если мне потребуется лес или кирпич, песок или щебень, стекло или я не знаю что, — мои пациенты всегда сделают для меня все, что бы я только не попросил.
— Резонно. Я бы тоже написала про тебя отдельную книжку, если бы ты меня лечил. Ну все, мне пора. Проводи меня до калитки, а дальше я доберусь сама.
Ошеров хотел ее поцеловать, но она отстранилась. Глядя на этого доктора, такого преуспевающего и умного, который, несмотря ни на что, сотворил свой собственный мир в большом мире хаоса, она поняла, что недооценила его в тот день…
— Если честно, то мне бы не хотелось, чтобы ты вспоминал меня такой, какой видел там, в больнице, на кушетке… Не знаю, что на меня тогда нашло.
— Это все объяснимо: шел снег, в больнице никого не было, в кабинете, где стояла кушетка, оказались двое: мужчина и женщина. Не бери в голову, такое иногда бывает… Так ты действительно уезжаешь?
— Да, завтра, наверное. С вашими убийствами и так все ясно: Любу зарезал Аржанухин, а Ларису занесло на ферму какое-то сексуальное приключение… Просто у нее оказалось слабое сердце. Видишь, как все просто…
— Может, ты и права. Но я не обещаю тебе, что не буду вспоминать тебя такой, какой хотел бы видеть каждый день: страстной, неуправляемой и умной во всем, что касается чувственности. Это тоже дар.
Она вышла от Ошеровых с чувством выполненного долга. Доктор так ничего и не понял.
— Я знаю, кто убил этих женщин: и Ларису, и Любу, — сказала с порога Наталия, отряхиваясь от снега и радуясь тому, что она наконец в тепле, где есть возможность поужинать в компании приятных людей.
Логинов помог ей раздеться. В гостиной было накурено: Ведерников и Селезнев пили пиво, грызли соленые орешки и отдыхали душой и телом. Вместе с Логиновым они составили очень гармоничную троицу.
— А где же Люся? — удивилась Наталия. — Неужели до сих пор не пришла?
— Нет, ее не было… Мы здесь немного похозяйничали, сварили картошки, купили селедки… Я все приготовил, мы ждали только тебя.
— Игорь, я не сяду есть, пока мы не найдем Люсю… Может, подождете еще немного? — обратилась она к Володе с Толиком. — Мы сейчас только сходим к ней на квартиру — туда и обратно, и все…
Игорь накинул полушубок, Наталии снова пришлось одеваться, но уже через полчаса они стучали в Люсину квартиру, которую нашли с большим трудом, поскольку она находилась на другом конце деревни.
— Без толку стучать, ты же видел, что свет в окнах не горит. Но, если сможешь, открой.
Я прихватила на всякий случай инструмент… — И она достала из сумочки связку отмычек, которыми обзавелась еще осенью.
Они открыли дверь и вошли в квартиру.
— Если сейчас окажется, что она лежит в ванне с перерезанными венами, я себе этого никогда не прощу..
Но Люси, к счастью или к несчастью, нигде не было. Они вышли из квартиры в подъезд.
Наталия сунула руку в карман шубы, чтобы достать сигареты, но снова наткнулась на письмо Логинова.
— Смотри, ношу с собой, как реликвию… — Она повертела конверт перед самым носом Игоря. — Спасибо за письмо. Это было так мило…
Логинов, схватив ее за запястье, выхватил конверт:
— Это не мое письмо. Ты что-то напутала.
Наталия взглянула на конверт: это был не тот конверт. К тому же он был запечатанным.
Она вскрыла его, достала сложенный пополам листок и быстро пробежала по нему глазами: «Уезжайте немедленно. Теперь Ваша очередь».