— Знаете, — сказала Ровена, — я все время думала, что значит оказаться жертвой, которых было так много в те далекие послевоенные годы? Этот Ласло и в самом деле, должно быть, ужасный человек.
— Он убил моих родителей! — Обхватив себя руками, Соня покачивалась из стороны в сторону. — Его человек предложил мне десять миллионов долларов за Мадонну. Чертовы деньги… — Ее голос сорвался.
— Боже, Соня! — Ровена была поражена.
Глаза Сони встретились с глазами Дэвида.
— Не великое дело! У меня уже есть двадцать миллионов, верно?
Теперь он знал, что на подобные реплики можно не обращать внимания. Это была своего рода защитная реакция, которая говорила об ее опасной жизни в прошлом.
— Конечно, есть, — сказал он спокойно. — Так что ты думаешь насчет этого? Ты хочешь получить деньги и одновременно хочешь оставить и Мадонну?
Она коротко рассмеялась:
— Как ты догадался? Конечно, я оставлю Мадонну! Она моя! А деньги я отдам в какой-нибудь фонд. Помощи бездомным, например. Ты можешь мне в этом помочь, Дэвид?
Он долго смотрел на нее.
— Ты хочешь нарочно поставить себя под удар? Ты же не веришь, что Ласло простит тебе эту маленькую шалость?
— Ему придется, не так ли?
— Моя дорогая… — запаниковала Ровена.
Соня видела, что никого из них ее план особенно не обрадовал.
— Человек, который нашел меня, можно сказать, признал, что Ласло ответствен за смерть моих родителей! — Слезы стояли в ее глазах.
— Боже, какой ужас… — Ровена была поражена историей Сони.
— Но для этого нужен свидетель, нужны твердые доказательства… — Вертикальная морщина появилась между черными бровями Дэвида. — Этот мужчина не будет разговаривать с полицией. Меньше всего ему нужно, чтобы его разоблачили. Что же касается Ласло… Граф уже привык не соблюдать никаких этических норм.
— Так, значит, ты против меня?
Он пересел к ней на диван и взял ее за руку:
— Послушай, главное — успокойся! Мы все на твоей стороне, но это не значит, что ты поступила правильно, сделав вид, что согласна на сделку. Как ты можешь доверять этому человеку? Он же наемник!
— Он не имеет отношения к смерти моих родителей. И он венгр. Я знала, что он не причинит мне никакого зла.
Дэвид не был в этом так уверен:
— Но он поверил тебе? Он решил, что ты увидела для себя в этом какой-то смысл? Он сказал, как свяжется с тобой?
— Нет, не сказал. Он будет наблюдать за мной.
Дэвид мгновенно насторожился:
— Значит, он знает, что ты тут сейчас с Ровеной?
Соня сникла:
— Мне так жаль, леди Палмерстон. Я меньше всего хотела бы подвергать кого-нибудь опасности. Я поеду домой.
— Нет, не поедешь! — сказал он жестче, чем хотел.
Но теперь оставить Соню здесь Дэвид тоже не мог. Ровена уже далеко не молода. Самым безопасным местом был бы, конечно, дом его родителей.
Соня отнеслась к этому отрицательно. Он знал, что она так отнесется.
— Спасибо, но нет, — покачала она головой. — Я не думаю, что твоя мать настолько ко мне расположена, как ты пытаешься меня в этом уверить. К тому же мне нечего бояться. Этот человек не сделает мне ничего плохого. Мадонна защитит меня.
— Ладно, тогда я скажу, чтобы этот дом взяли под наблюдение. — Достаточно было только подключить к этому их службу безопасности.
— Думаешь, это необходимо, Дэвид? — спросила Ровена. — Здесь достаточно хорошая охрана.
— Отец разговаривал с комиссаром. Возможно, нам следует передать это дело полиции, чтобы они составили план действий. Это их работа, и они знают, как ее делать.
— Мне не нужна их помощь! — Соня занервничала, как только речь зашла о полиции.
— Тебе никто не сможет причинить вреда, если я буду вместе с тобой. Когда полиция подготовит свой план, я все равно буду рядом.
Он встал. Ему еще много чего предстояло сделать. Соня тоже встала.
Он обнял ее. Она закрыла глаза и прислонилась щекой к его плечу.
— Ты теперь целый мир для меня, Дэвид, — мягко проговорила она.
Он прижал к себе ее гибкое тело, уткнувшись подбородком в ее волосы.
«Как эти двое подходят друг другу!» — подумала Ровена, откинувшись в кресле. Ее озабоченное лицо озарила улыбка.
Длинноволосый парень с мобильником у уха не обратил на него никакого внимания, когда он вошел в здание. Какой-то парень как раз выходил оттуда, также болтая по телефону.
Как глупа эта молодежь! Словно то, что он хорошо одет, могло служить доказательством, что от него не следует ждать ничего неприятного.
С дверью тоже проблем не было. Через несколько секунд он был уже внутри. Он знал, куда Вэйнрайт отвез ее. И он знал, что у него достаточно времени, чтобы обыскать квартиру. И не оставить после себя никаких следов.
Конечно, он мог бы просто сказать графу, что иконы в квартире нет, но граф никого не слушал.
Прошло двадцать минут. Никаких результатов. Его нелегко было заставить нервничать, тем не менее его все же беспокоил тот факт, что на стороне графини были влиятельные люди. И это была их страна, что давало им большое преимущество.
К тому же сама графиня… Он никогда не встречал таких женщин. Сам он вышел из бедной семьи и покинул свой опостылевший дом, как только ему исполнилось шестнадцать. И десять лет жил, можно сказать, на улице, пользуясь своей силой и смекалкой, а затем граф Андраши фон Ньюманн взял его к себе, услышав о его талантах. Граф был человеком без совести, который думал, что нет ничего преступного в делах, если ты не совершил их своими руками…
Еще пара таких дел — и с него хватит! Он исчезнет. И никто не сможет до него добраться. А граф останется и дальше бесчестить свое прославленное имя.
Они решили вместе поужинать в маленьком ресторанчике на окраине. Им подали закуску, когда зазвонил ее телефон.
Она посмотрела на Дэвида, ее глаза расширились:
— Это, должно быть, он.
— Ответь, — сказал он, зная, что ее мобильник прослушивается.
Втянув через зубы воздух, Соня нажала прием.
— Алло, — сказала она с завидным спокойствием.
Через секунду она подала знак, что это был тот самый звонок, которого они ожидали.
Дэвид смотрел, как Соня говорила, его глаза ни на мгновение не отрывались от ее лица. Было видно, что она полностью себя контролирует. И все же он знал, какой опасности она подвергается. Он не мог понять ни слова. Она говорила по-венгерски, как, надо полагать, и ее собеседник. Могли ли сыграть какую-то положительную роль национальные узы? Он надеялся на это.