Поймать жар–птицу | Страница: 5

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Все довольно сложно, Скотт. — Она притихла, заметив, что ему не хотелось прикасаться к ней. — По–научному это называется «повреждения коллатеральных связок». Проще говоря — разрыв связок. Придется делать операцию.

— Еще только предстоит? — Макларен бросил взгляд на очертания ее тонких ног под одеялом.

— Да, назначили на завтра, на девять тридцать утра. Они хотели сначала меня немножко подкормить.

Его губы чуть шевельнулись в сдержанной улыбке. Видно, такой улыбки, на какую она надеялась, ей не дождаться.

— Да, выглядишь ты так, будто тебя ветерок может унести.

— Мне приходилось очень строго следить за весом. Такова плата за успех. Я дошла почти до полного истощения. К тому же гастроли очень выматывают. Сядь, пожалуйста. — Она показала на кресло. — Ты такой высокий.

Такой сильный, такой полный жизни, такой душераздирающе красивый, он словно заполнил собой всю комнату. Даже воздух начал вибрировать.

Вот он рывком подвинул к кровати кресло, пристроил на нем свое мускулистое тело.

— Винни передает тебе привет. Она прочла в газете о твоей травме и показала статью мне. Очень расстроилась, само собой.

Алекс опустила голову, подбирая нужные слова.

— Винни всегда любила меня и поддерживала, даже когда я так все запутала. Прости меня.

— Алекс, это уже древняя история, — отрезал он. — Что случилось, то случилось, и делу конец.

— Но ведь остаются шрамы? — Она подняла к нему свои янтарные глаза.

— Такова жизнь. — Макларен пожал плечами. — Главное, мы вовремя поняли, что из этого ничего не могло выйти. Так что говорят врачи? — Он демонстративно сменил тему.

— Возможно, я больше не смогу танцевать, — просто ответила она.

— Тяжело тебе, наверное. — Он говорил ровным голосом, ничем не выдавая своих чувств. Вот ведь колдунья, опять ему, как прежде, хочется защищать, оберегать ее. — Кто будет оперировать? — Черт, он совсем не собирался так расстраиваться из–за ее проблем — Надеюсь, хороший специалист?

— Самый лучший. — Алекс взглянула ему в лицо, и ее густые ресницы взметнулись, точно крылья бабочки.

Алекс… какая страшная власть ей дана!

— Можно мне услышать его имя? — Макларен говорил таким тоном, будто ее магия нисколько его не волновала.

— Ну конечно, — вздохнула она. — Иэн Томлинсон. Лучший хирург–ортопед в Австралии. Мне повезло, он только что вернулся, полгода работал в Канаде. Он обещал сделать все возможное, но предупредил, чтобы я не слишком надеялась.

— Может быть, он все–таки ошибается. — Макларен не мог не попытаться утешить ее. — Тебе очень больно?

Ее глаза казались слишком большими на треугольном личике. Она была очень бледна, великолепная кожа и чувственный рот не тронуты косметикой. Впрочем, Макларен всегда считал, что в косметике она не нуждается.

— Каждые несколько часов мне дают лекарство. Знаешь, Скотт, я как–то притерпелась к боли.

— А где твои друзья? Или они только присылают цветы? — Макларен, наконец, обратил внимание на изысканные и явно дорогие букеты. Он чуть было не потянулся прочитать имена на карточках, но вовремя сдержался.

— Меня навещают, — объяснила Алекс. — Но в конце недели труппа уедет на фестиваль в Аделаиду.

— Кого–нибудь особенно ждешь?

Ее ресницы опустились, скрывая выражение глаз. Алекс не хотела, чтобы он догадался, насколько она беззащитна перед ним. Он так мучительно красив. Он возмужал и выглядит еще более значительным, чем всегда. По–прежнему вокруг него как будто потрескивает электричество, по–прежнему сверкают его глаза, но стремительная смена выражений его подвижного лица теперь уступила место спокойной, властной уверенности.

— В моей жизни нет мужчины, Скотт. Если ты это имел в виду.

Он посмотрел на нее скептически.

— Извини, но трудно поверить.

— И все–таки это правда. У меня почти не остается времени ни на что, кроме работы. Я ведь очень целеустремленная… была.

— Мне ты можешь об этом не рассказывать. — Макларен смотрел на нее в упор.

Алекс вскинула голову, открыв изящную линию шеи.

— А как ты жил все это время? — спросила она. — И Винни? Я так по ней соскучилась!

— Хорошо жили, — сардонически ответил он. — Мы оба здоровы. Винни все пишет рассказы. Издатель готов их с руками оторвать. По–моему, они так хорошо раскупаются благодаря иллюстрациям.

— Волшебство! — Впервые за время разговора Алекс улыбнулась.

В ее глазах по–прежнему сверкали чудесные золотые искорки. Ее губы чарующе изогнулись. Алекс, прелестная кошечка, прячущая в мягких пипках свои острые коготки…

«Эгоист! — кричала она ему тогда, вся дрожа от возмущения, такая грациозная и хрупкая на вид, но при этом удивительно сильная. — Ты думаешь только о себе! Твоя Мечта. Дело твоей жизни. То, что нужно тебе. Блистательный Скотт Макларен, повелитель миллиона акров, хозяин Мейн–Ройял! Ты и меня хочешь взять в собственность! Ну, а я не стану ходить по струнке! Не будет этого, слышишь?»

Он очень хорошо слышал. У нее всегда был бурный темперамент, но никогда раньше она не была такой решительной, не отстаивала так упорно свою независимость. Дождавшись, чтобы он влюбился в нее до безумия, она вдруг объявила ему свой выбор: прежде всего она хочет добиться профессионального успеха. Муж и дети для нее, оказывается, дело далекого будущего. А пока он должен смириться с тем, что им придется надолго разлучиться.

Какой же он был дурак! Не догадывался, насколько она честолюбива, насколько зациклена на своей карьере. Он–то думал, она чувствует то же, что и он, а она молчком строила свои планы. Женщины все коварны, не то что мужчины. Предательницы. Когда дошло до дела, она, хоть и твердила о своей вечной любви к нему, все–таки предпочла карьеру.

А он никогда ее не обманывал. Алекс выросла на Мейн–Ройял и хорошо знала, что ферма требует от своего владельца полной отдачи. Бросить ферму значило бы вышвырнуть прочь свое наследство и свои обязательства по отношению ко всему клану Макларенов. Алекс всегда это знала. И только накануне помолвки дала ему понять, что желает завоевать свое место в обоих мирах.

Но это было невозможно. Скотту от нее была нужна не только физическая страсть, которую она разделяла, — в ней заключались для него все счастье и весь смысл жизни. А ей было этого мало.

— О чем ты задумался? — спросила она, когда затянувшееся молчание стало невыносимым.

Он ответил не сразу:

— Если хочешь знать, я погрузился в воспоминания.

— Не слишком приятные, судя по выражению твоего лица.

— Не слишком, — отрезал он, глядя мимо нее на дверь. — Кажется, тебе пора принимать лекарство.