— Спасибо, милая.
Я пытаюсь не думать о том, что случилось, когда я по-следний раз просил своего питомца погеройствовать.
— Ты удивительный юноша, знаешь об этом? — раздается голос за моей спиной.
Я вздыхаю. Опять этот!…
— Я просто разговариваю со своей лошадью, что тут удивительного?
— Нет, Тодд, — говорит мэр, выходя из палатки. — Я давно хотел сказать тебе несколько вещей и очень прошу меня выслушать, пока этот мир не изменился.
— Мир все время меняется. — Я начинаю надевать на Ангаррад сбрую. — По крайней мере, для меня.
— Послушай, Тодд, — ужасно серьезно произносит он. — Я хотел сказать, что за последнее время проникся к тебе большим уважением. Да, ты храбро сражался со мной плечом к плечу и всегда, в любой беде, оказывался точно там, где был нужен, но это еще не все: ты бросался на помощь даже тогда, когда никто другой не осмеливался, ты взял и выиграл эту войну, когда остальные уже готовы были потерять голову от страха.
Он нежно гладит Ангаррад по боку. Она чуть вздрагивает, но позволяет.
Поэтому я тоже позволяю.
— Мне кажется, первым делом новые переселенцы захотят поговорить именно с тобой. Не со мной и не с госпожой Койл, а с тобой, Тодд. Ты здесь главный.
— Может быть, — говорю я. — Сначала надо мир заключить, а потом расхваливай кого хочешь, ладно?
Мэр выдыхает через нос облачко пара:
— Я хочу сделать тебе подарок.
— Ничего мне от тебя не надо!
Но он уже протягивает мне листок бумаги:
— Возьми.
Я медлю, но потом все же беру листок. На нем написано несколько слов — круглых, жирных и совершенно непонятных.
— Прочти, — говорит мэр.
Я тут же выхожу из себя:
— Нарываешься?!
— Пожалста, — мягко и тепло просит он, и хотя внутри у меня по-прежнему все клокочет, я невольно опускаю взгляд на листок. Те же непонятные слова, написанные рукой мэра — точно горизонт, до которого нипочем не добраться.
— Посмотри на слова и скажи мне, что они значат, — говорит мэр.
Бумага чуть мерцает в свете костров. Почти все слова короткие и по меньшей мере два мне знакомы — это мое имя…
Уж собственное имя различит даже такой дурак, как я…
Первое слово я тоже где-то видел…
Меня зовут Тодд Хьюитт, я родом из Нью-Прентисстауна.
Я изумленно моргаю.
Ей-богу, так и написано! Каждое слово горит, бутто сонце.
Меня зовут Тодд Хьюитт, я родом из Нью-Прентисстауна.
Поднимаю глаза. Лицо мэра напряжено и сосредоточено, но привычного гула я не слышу, только легкое жужжание.
(как когда мысленно твердишь слова про круг…)
— Что там написано? — спрашивает мэр.
Я опускаю глаза на листок…
И читаю вслух:
— Меня зовут Тодд Хьюитт, я из Нью-Прентисстауна.
Он громко выдыхает, и жужжание сразу обрывается.
— А теперь?
Я снова смотрю на слова. Они никуда не делись, но смысл как-то странно от меня ускользает…
Впрочем, не совсем.
Меня зовут Тодд Хьюитт, я из Нью-Прентисстауна.
Вот что там написано.
По-прежнему.
— Меня зовут Тодд Хьюит, — читаю я — уже медленней, потомушто пытаюсь разглядеть, — я из Нью-Прентисстауна.
— Совершенно верно, — кивает мэр.
Я опять поднимаю глаза:
— Это не по-настоящему! Ты просто вложил слова мне в голову.
— Нет, — качает головой мэр. — Я долго пытался понять, как спэклы учатся, как передают друг другу информацию. Письменного языка у них нет, но он и не нужен, ведь в своих мыслях они неразрывно соединены Друг с другом. Спэклы обмениваются знаниями напрямую. Все сведения о себе и окружающем мире они постоянно носят в Шуме и делятся ими с другими посредством единого общего голоса — быть может, голоса целой планеты.
Я обдумываю его слова. Единый голос… Тот спэкл, что принес нам послание… У меня действительно было чувство, что ко мне обращался целый мир.
— Я передал тебе не слова, Тодд, — продолжает мэр. — Я передал тебе знание о том, как складывать буквы. Точно так же я научил тебя глушить свой Шум. Думаю, таким образом я протянул между нами очень сильную связь — вроде той, что объединяет спэклов. Пока получается грубо и топорно, но этот навык можно оттачивать, как и любой другой. Ты только подумай, Тодд, каких высот мы можем достичь, какими знаниями можем поделиться друг с другом!
Я снова опускаю глаза на листок бумаги.
— Меня зовут Тодд Хьюитт, — тихо читаю я, по-прежнему различая большинство слов.
— Если ты мне позволишь, — как бутто от всего сердца говорит мэр, — я мог бы учить тебя дальше. Тогда к прибытию переселенцев ты уже сможешь прочесть дневник своей мамы!
Дневник моей мамы… Книжка, все еще проткнутая ножом Аарона, все еще надежно спрятанная, но так и не читанная… Лишь Виола однажды читала ее мне.
Нет, я не верю ему, душу этого человека нельзя спасти…
Человека. Я больше не считаю его чудовищем.
Потомушто если нас в самом деле объединяет этот голос…
(этот гул)
Тогда связь должна быть двусторонней.
Он учит меня всяким штукам…
Но и я в свою очередь делаю его лучше.
Вдалеке раздается знакомый грохот — корабль-разведчик поднимается в воздух. Мы смотрим на восток: сонце тоже начинает всходить.
— Вернемся к этому разговору позже, Тодд, — говорит мэр. — Пришло время заключать мир.
— Сегодня важный день, дитя, — говорит мне госпожа Койл. Мы все собрались на корабле и летим в город. — Для тебя и для каждого из нас.
— Знаю, — тихо отвечаю я.
Брэдли следит по мониторам за движением корабля. Ли остался на холме, чтобы узнать, чем будет заниматься днем Иван.
Госпожа Койл тихо смеется.
¾ Что?
— О, ничего! Просто дивлюсь иронии судьбы: все свои надежды я возлагаю на девчонку, которая больше всех меня ненавидит.
— У меня нет к вам ненависти, — говорю я, только теперь сознавая, что это правда.
— Может и нет, дитя. Но доверять ты мне не доверяешь.
На это я ничего не отвечаю.
— Заключи мир, Виола, — уже серьезней произносит она. — Крепкий надежный мир. И чтобы все знали, что это сделала ты, а не Прентисс. Я понимаю, ты не хочешь видеть меня у власти, но и его пустить наверх мы не можем. Это самое главное.