Я все еще молчу. Потомушто спасти его нельзя. Даже Виола так говорит.
Но…
— Они испытают лекарство и поймут, что оно действует. И тогда ты убедишься, что я говорил правду. Это очень важно, так важно, что я даже не стану просить тебя о доверии.
Мэр ждет от меня ответа. Я все молчу.
— А теперь, — хлопнув себя по ногам, говорит он, — пора готовиться к завтрашнему заседанию совета!
Он напоследок заглядывает мне в глаза и уходит в свою палатку. Я тоже скоро встаю и иду к Ангаррад — они вместе с Радостью Джульетты привязаны возле моей палатки и с удовольствием уплетают сено и яблоки.
Там, на холме, Ангаррад спасла Виоле жизнь. Я никогда этого не забуду.
Теперь то же самое предлагает сделать и мэр.
Я бы очень хотел ему верить. Очень.
(исправился…)
(но насколько?…)
Жеребенок, — приветствует меня Ангаррад.
Сдавайся! — выпучив глаза, обрывает ее Радость Джульетты.
И, не успеваю я ответить, как Ангаррад сама оборачивается и еще громче приказывает: СДАВАЙСЯ!
Радость Джульетты сразу поникает.
— Вот молодчина! — удивленно вскрикиваю я. — Вот это моя девочка!
Жеребенок, ласково приговаривает Ангаррад, и я обнимаю ее, вдыхаю тепло, и в носу щекочет от ее крепкого лошадиного запаха.
Я обнимаю ее и думаю о спасении души.
¾ Тебя не возьмут в совет, Иван, — говорит госпожа Койл, когда он вваливается за ней на корабль. — И сюда тебе тоже нельзя.
Наступил новый день, а я по-прежнему валяюсь в постели, чувствуя себя еще хуже. Болезнь никак не среагировала на новое сочетание антибиотиков, которое дала мне госпожа Лоусон.
Минуту Иван стоит на месте, молча и с вызовом глядя на госпожу Койл. Ли и госпожу Лоусон, которая снимает с его лица последние повязки.
— Что-то вы много на себя берете, — наконец произносит Иван. — Можно подумать, вы до сих пор тут главная!
— Я и есть главная, мистер Фарроу, — шипит в ответ госпожа Койл. — Насколько мне известно, новой госпожой тебя не назначали.
— Почему же тогда люди десятками возвращаются в город? — спрашивает он. — И почему половина женщин уже принимает лекарство мэра?
Госпожа Койл резко разворачивается к госпоже Лоусон:
— Что?!
— Я дала его только умирающим, — чуть оробев, отвечает та. — Когда выбор стоит между верной смертью и возможной смертью, выбирать не приходится.
— Теперь лекарство принимают не только умирающие. Остальные увидели, как хорошо оно действует, и тоже начали курс.
Госпожа Койл пропускает его слова мимо ушей:
— И вы молчали?
— Я знала, что вы расстроитесь… — Опустив глаза, отвечает ей целительница. — Я пыталась отговорить остальных, но…
— Даже целительницы поставили под сомнение ваш авторитет! — заявляет Иван.
— А ну заткните рот, мистер Фарроу, — рявкает на него госпожа Койл.
Иван облизывает губы, снова обводит нас оценивающим взглядом и уходит к людям на холме.
Госпожа Лоусон тотчас начинает извиняться:
— Никола, мне так неловко…
— Нет, — останавливает ее госпожа Койл. — Ты все правильно сделала. Они умирали, им было нечего терять… — Она потирает лоб. — Это правда? Что люди возвращаются в город?
— Он, конечно, преувеличил, но некоторые возвращаются.
Госпожа Койл качает головой:
— Он выигрывает…
И мы все знаем, что под «ним» она имеет в виду мэра.
— Вы по-прежнему член совета, — говорю я. — И вы сделаете для мира гораздо больше, чем мэр.
Она снова качает головой:
— Да он уже снова плетет козни!
Вдохнув и выдохнув через нос, госпожа Койл тоже разворачивается и уходит.
— Можно подумать. Президент один плетет козни, — замечает Ли.
— И мы уже видели, как ее козни приносят плоды, — киваю я.
— А ну замолчите! — прикрикивает на нас госпожа Лоусон. — Многие здесь живы только благодаря ей.
Последний слой повязки она сдирает с лица Ли чуть резче, чем стоило, прикусывает губу и украдкой косится на меня. По обе стороны от переносицы Ли, на месте ярких голубых глаз, — только розовая рубцовая ткань.
Ли слышит, как мы притихли.
— Что, так ужасно?
— Ли… — начинаю я, но понимаю по его Шуму, что он еще не готов об этом говорить.
— Ты будешь принимать лекарство? — спрашивает он, меняя тему.
И я вижу его глубокие чувства ко мне, вижу себя в его Шуме — такой красивой мне никогда не стать.
Но именно такой я отныне буду для него.
— Не знаю.
Это правда. Мне становится только хуже, а до прибытия каравана еще несколько недель, да и не факт, что наши врачи смогут помочь. Инфекция смертельна.
снова и снова вспоминаю я слова госпожи Койл. Почему-то мне больше не кажется, что она пыталась меня напугать. Неужели я тоже из тех, кому, по словам госпожи Лоусон. пора выбирать между верной и возможной смертью?
— Не знаю, — повторяю я.
— Виола? — В дверях появляется Уилф.
— О… — Ли невольно заглядывает в его Шум и видит там себя…
Без повязок…
— Фух! Не так уж страшно я выгляжу. А то вы так замолчали. будто спэкла увидели.
— Я тут Желудя из города привел, — говорит Уилф. — Поставил его вместе с быками.
— Спасибо!
Он кивает.
— А ты. малыш Ли, не стесняйся, если захочешь на что-нить посмотреть. Я завсегда рад, ты только попроси.
В Шуме Ли так ярко вспыхивает радость, удивление и благодарность, что отвечать вслух уже не нужно.
Мне в голову вдруг приходит отличная мысль:
— Послушай, Уилф!
— Ась?
— Не хочешь ли ты войти в наш новый совет?
— Молодец, Виола! Отличная идея, — говорю я, разглядывая ее лицо на экранчике комма. — Стоит им удумать какую-нибудь глупость, Уилф даже возражать не станет, просто сразу предложит, что лучше сделать.
¾ Вот и я так подумала, — отвечает она, сгибаясь пополам от кашля.
¾ Что там с испытаниями?
¾ У женщин, которые его принимали, пока никаких посторонних симптомов не появилось, все выздоравливают. Но госпожа Койл хочет провести еще несколько экспериментов.