— Да бросьте вы, — сказал Глаголев. — Кирилл Степанович, мы же с вами — волки, нас на манную кашку посадить нельзя, сдохнем в одночасье. Я понимаю, нервы у вас подрастрепаны после недавних переживаний, но воображение у вас осталось достаточно живым, чтобы оценить весь ужас жизни отставника…
— Это кнут, а? — сказал Мазур. — Где же пряник?
— А нету пряника, — серьезно сказал Глаголев. — Ордена — это не более чем железки, мы оба в том возрасте, когда к этой истине относятся со здоровым цинизмом. Беспросветную звезду вы у меня можете и заработать, а можете и в жизни не увидеть, но на старом вашем месте службы вы ее уж точно не увидите. О славе всерьез и говорить не стоит — когда это мы с вами выходили на солнечную сторону? Короче, я вам предлагаю довольно простую вещь: продолжать, насколько возможно, жизнь при золотых погонах. Остаться в к а с т е. Ничего другого нет, не взыщите. Одно могу сказать твердо, не запугивая и не сгущая красок: в столицах у вас есть реальный шанс утонуть на неглыбком месте, зато у меня еще побарахтаетесь… Дискуссия будет?
— Нет, — сказал Мазур.
— Авторучку дать на предмет рапорта об отставке?
— Нет.
Где-то в глубине души он сам себе удивлялся, но это — в глубине. Последние события отучили его удивляться, вот в чем штука, подспудно копилась уверенность, что после всего этого жизнь разделится на «до» и «после», потому что прошлое не возвращается и он шагнул за некий рубеж…
— Неплохо, — сказал Глаголев. — Ни истерик, даже легоньких, ни прострации. Глядишь, и сработаемся… Давайте еще коньячку. Мы с вами пока что ни в каких уставных взаимоотношениях не находимся, можем непринужденно…
— Послушайте, — сказал Мазур. — Ну, а что я у вас буду делать, в конце-то концов?
— В одном известном романе на подобный вопрос герой ответил обезоруживающе просто, — ухмыльнулся Глаголев. — Что-нибудь да подвернется…
* * *
…Вот и подвернулось, довольно скоро. Слишком быстро, чтобы считать это случайностью. Что-то Глаголев планировал заранее, и в его комбинации уже тогда должен был присутствовать безработный каперанг, угодивший в нечто среднее меж опалой и безработицей. Такое вот получилось Кончанское… [1]
* * *
Кацуба шумно захлопнул свою книжку, потянулся:
— Надо же, все-таки Рамон, паскуда такая, полоснул по горлу почтенную сеньору, а я до предпоследней странички грешил на дона Руфио…
— Вопиющий разрыв меж теорией и практикой, — бросила Света, определенно намекая на какие-то понятные лишь с в о и м шутки. Потянулась, вытянула ноги и небрежно скрестила их на коленях у Мазура, пояснив: — Мне ж надо на ком-то раскованность отрабатывать… Господа интеллигенты, а не пора ли поесть? Я так понимаю, нас в Тиксоне банкетный стол не ждет…
— Правильно понимаешь, — сказал Кацуба. — Вот и займись.
— Ничего себе обращеньице со столичной журналисткой, да еще вдобавок сексуально раскрепощенной, — грустно протянула Света, но послушно вытащила из яркой сумки разномастные свертки и принялась накрывать импровизированный стол на чемодане.
Мазур без особой охоты взялся за бутерброд с отечественной ветчиной. Он нисколько не чувствовал себя чужаком, видел, что народец подобрался опытный, приученный с ходу наводить мосты, притираться в сжатые сроки к незнакомым напарникам, — но все равно некая внутренняя зажатость имела место, глупо ожидать другого…
— Причавкивать надо, Шишкодремов, — сказал Кацуба совершенно серьезно. — Ты же стебаная штабная крыса, фаворит, мать твою, тебе положено причавкивать, а то и рот рукой вытереть…
— Я, во-первых, все же флотский, а во-вторых — питерский, — ответил Шишкодремов столь же серьезно.
— Ну и что? — пожал плечами Кацуба. — Ты поехал в дикие края, там, далеко от столицы, твоя сущность наружу и выпирает… к чему перед туземцами манерничать? Чваниться надо… Ты у нас — одноклеточное, на тебя интеллигенты должны смотреть, как на пустое место…
Шишкодремов молча опустил ресницы и в самом деле пару раз причавкнул с невероятно самодовольным видом.
— Вот-вот, — одобрил Кацуба. — Ладонью пасть вытирать — это и вправду перебор, а если мякотью большого пальца, небрежненько так, — получится самое то… Микушевич, тебя это не касается, ты у нас мужик обстоятельный, из породы жилистых расейских первопроходцев, тебе должна быть присуща этакая крестьянская воспитанность…
— А крошки со стола в ладонь сметать? — поинтересовался Мазур без особой задиристости.
— Не стоит, — сказал Кацуба. — Получится опять-таки перебор… Ты как-никак кандидат наук, не забыл? Не беспокойся, совершенно точно известно, что на собрата по профессии тебя не вынесет, нет там твоих собратьев, слава Аллаху… — Он глянул на часы. — Ерунда осталась, скоро на посадку пойдем… Микушевич, вопросы есть? Или догадки хотя бы? На физиономии написано, что есть догадки… Валяй, не стесняйся.
— Как агент я вам совершенно не нужен, — сказал Мазур, стараясь тщательно подбирать слова. — Не моя стихия, у вас наверняка есть специалисты… Вася не притворяется, он и в самом деле толковый ныряльщик — ч и с т ы й ныряльщик, подводного боя не знает. Уж тут-то у меня глаз наметан. Учитывая некоторые детали иных тренировок… В общем, у меня такое впечатление, что Васе предстоит куда-то нырять, а мне предстоит надзирать, чтобы его не обидели.
— Видали, какого я к вам орла присовокупил? — спросил Кацуба так гордо, словно это он раскопал Мазура, губившего таланты где-то в глуши. — Просекает с ходу… Ладно, что тебя томить, старина Микушевич. Примерно так оно и будет обстоять. Если работать все же придется. Есть крохотная, зыбкая вероятность, что мы летим впустую. Могут нам в аэропорту назначения заявить: ребята, прилетели зря, все уладилось и без вас, так что получайте в виде компенсации по осетру и отправляйтесь себе восвояси… Осетры там, говорят, знатные. Сам я не бывал, а ребята летали… Только я, господа и дамы, пессимист по натуре. И плохо верю в такие милости судьбы. А посему заранее настраивайтесь на работу…
Самолет ощутимо клюнул носом, «заснеженная равнина» за иллюминатором качнулась, и пол на мгновение ушел из-под ног.
— Ага, — сказал Кацуба. — На снижение идет. Доедайте, время есть, долго будем с горки катиться… Инструктаж, если что, — в аэропорту.
«Интересные дела, — подумал Мазур, вытирая пальцы носовым платком. — Выходит, все остальные тоже представления не имеют, чем им за Полярным кругом предстоит заниматься. Мелочи, но на душе приятнее — оказывается, он не новичок, от которого секретят то, что доверено «стареньким», он в равном положении с остальными. Сразу видно, что и прочие сидят, как на иголках, вертятся у них на языке вполне закономерные вопросы…»