Вечерело. Солнце медленно, но верно клонилось к закату, и когда Виталик добрался до подворья Янки Вдовицы, давно уже служившего ему домом, солнечный диск уже почти совсем ушел за крепостную стену Верхнего града. Разумеется, подобрался к дому Виталик не с парадного входа. Объясняться с Янкой, кто он такой и за каким хреном сюда приперся, топчась у порога, ему не улыбалось, а потому он просто зашел к подворью с тыла, перемахнул через забор, прошуршал между грядками с репой и капустой, обогнул терем и вдоль стеночки подобрался к окошку гридницы.
— Ну вы и трудоголики, — невольно покачал головой юноша, заглянув в гридницу через стекло.
Янка с Лилией, видать, уже успели за это время смотаться на рынок или в лес, так как количество различных трав на столе прибавилось. Еще на этом столе стоял штоф наливки, блюдо с жареной рыбкой и плошка с пышками. Девицы-красавицы пили-ели и отчаянно спорили относительно достоинства каждой отдельной травки. Спорили, потом приходили к консенсусу и выносили окончательный вердикт с занесением на чистый лист бумаги. Их таких, исчерканных быстрыми, неровными строчками, было уже очень много на столе.
— А они не растеряются? — донесся до сплетника еле слышный, нежный голосок Лилии, показывающей пальчиком на стопку исписанных бумаг.
— Да я потом Виталику скажу, — отмахнулась Янка, — он переплетет… нет, он перепечатает и размножит! И будет у нас на Руси первый нормальный травник. Я даже название ему уже придумала: «Лечебные травы Руси»! Как, здорово звучит?
— Здорово. А тот дяденька усатый, что поутру к нам заходил, он кого искал?
— Это Федот, что ли?
— Ага.
— Барина твоего он искал. Наверное, сплетник Гордону зачем-то потребовался, — отмахнулась Янка. — Нет, ты представляешь, у нас на Руси будет первый учебник по лекарскому искусству!
— Да, — оживилась Лилия, — и будут нас называть уже не ведьмами, а лекарками.
— Вот именно! — восторженно воскликнула Янка. — А то «ведьма», «ведьма»! — передразнила она кого-то. — Хоть бы раз ведуньями назвали.
— Это да, — удрученно вздохнула Лилия, — особенно церковь лютует. Мы от нее в Заовражную пустошь и сбежали. Давно. Я тогда совсем маленькая была. Обидно. Я хоть и маленькая была, а все помню. Мамка всех лечила: и купцов, и бояр, и простой люд. И того ирода окаянного, что толпу на нас спустил. Мамка его от верной смерти спасла, у него кровь уже дурная стала, еще б немного, от внутреннего жара помер бы. Чтоб черная смерть дальше не ползла, пальцы на ногах ему отрезала, выходила, а он в благодарность ведьмой ее обозвал и прихожан своих на нас спустил. Пальчиков ему своих жалко стало. Решил, что ей плоть человеческая для каких-то колдовских обрядов черных потребовалась.
— Нет, ну это уж совсем свинство! — расстроилась Янка. — Ты имя попа того помнишь?
— Откуда? Я ж тогда маленькая была.
— Жаль, а то бы я патриарху на него пожаловалась.
— С ума сошла?! Нашла, кому на попа жаловаться.
— Думаешь, не стоит?
— Конечно, не стоит. Они там все одним миром мазаны. Если и идут к больному, то только для того, чтобы грехи отпустить или заранее отпеть. Только и слышно от них: все в руках божьих, захочет — исцелит, захочет — душеньку себе возьмет. А ежели мы лекарским искусством своим их с того света вытащим, сразу коситься начинают. Как же! Поп больного исповедовал, а он, вместо того чтоб богу душу отдать, опять землю топчет. Бесовщина!
— Да, церковь наша порой палку перегибает, — согласилась с Лилией Янка. — Сама тут вся на нервах живу. Хорошо, Василиса с Гордоном выручают, да и стрельцы присматривают, чтоб не обидели. Вообще-то с тех пор как у меня царский сплетник поселился, святые отцы ко мне подобрели, — призналась девица.
— Не всем травницам так везет, — завистливо вздохнула Лилия.
— Давай за долю нашу нелегкую лекарскую, — потянулась к штофу Янка, — а потом в баньку намылимся. Идет?
— Идет.
Чутье на опасность у Виталика было развито великолепно. Резко рванувшись в сторону, он перекатом вышел из-под удара и упруго вскочил на ноги. В землю на том месте, где он только что стоял, с уханьем вонзились сразу два кола, размером с приличные оглобли.
— За нашими девками подглядываешь, долгополый! — зловеще прошипел Васька, поднимая свою дубину для очередного удара.
— Всю жизнь мечтал хотя бы одного святошу дрыном благословить, — сладострастно выдохнул Жучок.
— Все, долгополый, молись своему Богу, — радостно сказал Васька, — ща мы тебе ребра будем считать…
— И пересчитывать, — еще радостнее сказал Жучок.
— И не один раз, — не по-кошачьи шмыгнул носом кот.
— Я всегда знал, что церковники — извращенцы. Хорошо, что наши девки еще в баню не пошли.
— А то бы он и туда за ними полез подглядывать, — согласился с Жучком кот.
— Слышь, Васька, а где мы его будем закапывать? — вдруг озаботился Жучок.
— Ну, не знаю, репа в этом году что-то плохо растет. Может, ее удобрим?
— Да-а-а… горбатого могила исправит, — пробормотал Виталик, в полном обалдении выслушав диалог пушистых обормотов. — Только не говорите, что вы меня по запаху не опознали, не поверю.
— Конечно, опознали, — успокоил его Васька.
— От долгополых ладаном за версту несет, — подтвердил Жучок, и его оглоблевидная дубина пошла вниз.
И опять Виталику пришлось вспоминать свои спецназовские привычки. Он не только сумел еще раз выйти из-под удара, но и ребром ладони перерубил оглоблю пополам.
— Да вы совсем охренели, хвостатые! — обиделся Виталик, сообразив, что дубиной ему собрались заехать не по боку, а по башке. — Говорили, ребра будете пересчитывать, а сами…
— Васька, — запаниковал Жучок, — а тебе этот голос ничего не напоминает?
— Напоминает, но ты ему не верь. Он его под голос постояльца нашего подделывает!
— Надо проверить. Начинай.
— А почему я?
— Потому что я уже проверил. А ну, покажи ему кузькину мать. Да брось ты палку, он ее все равно сломает. Становись в стойку. Давай, как я тебя учил…
Васька откинул дрын в сторону, выгнул спину дугой и выпустил из передних лап когти.
— Стиль злобного кота, — объявил он.
Виталику стойка понравилась, и он рассмеялся так радостно, что не опознать его было уже просто невозможно. Васька тут же убрал когти и начал заталкивать задней лапой кол под лавку.
— Я этому блохастому сразу сказал: куда ты со своим дрыном? К нам божий человек пришел, разве его дрыном возь… э-э-э… в смысле вдруг он весть какую от нашего постояльца принес, а этот лохматый все вопит: дрыном его, дрыном, гада такого!
— Что?!! — возмутился Жучок. — А кто только что мне на ухо шипел: чур, я его первый огуляю?