— Эй, мальчики! — позвал их мужчина в синей рубашке, при улыбке сверкавший золотым зубом. — Не хотите попрыгать через молочные бутылки и выиграть приз? Сегодня у меня еще никто не проигрывал!
«Ред-топы» веселили публику «Рыбацким блюзом». Я-то думал, что подросток в городском парке Касл-Рока играет вполне прилично, но теперь стало ясно, насколько копия не похожа на оригинал. Где уж засушенной бабочке сравняться с живой? Сара Тидуэлл пела, а я точно знал, что каждый из стоящих перед сценой фермеров, с мозолистыми руками, в соломенных шляпах, жующих табак, представлял себе, что поет она исключительно для него и именно с ним проделывает все то, что скрывалось за текстом.
Я направился к оркестру, слыша мычание коров и блеяние овец в выставочных загонах ярмарки. Миновал тир и площадку, где бросали кольца. Прошел мимо шатра, перед которым две девушки медленно извивалась в танце, а мужчина с тюрбаном на голове играл на флейте. Все это я видел и на афише, нарисованной на брезенте, но всего за десять центов мог взглянуть я на живую Ангелину. Я прошел мимо входа в «Галерею уродов», лотка с жареной кукурузой, Дома Призраков с разрисованными брезентовыми стенами и крышей. Призраки вылезали из разбитых окон, выползали из печных труб.
Все здесь — смерть, подумал я, но из Дома доносился веселый детский смех и радостные вопли. Я прошел мимо столба «Испытай себя». Путь к колоколу на вершине указывали надписи: МАЛЫШУ НУЖНА СОСКА, МАМЕНЬКИН СЫНОК, ПОПРОБУЙ ЕЩЕ. БОЛЬШОЙ МАЛЬЧИК, НАСТОЯЩИЙ МУЖЧИНА, а уже под самым колоколом, красными буквами — ГЕРКУЛЕС! Небольшая толпа собралась вокруг молодого рыжеволосого мужчины. Он снимал рубашку, обнажая мускулистый торс. Усач с торчащей во рту сигарой, протягивал ему молот. Я прошел мимо лотка с вышивкой, мимо павильона, в котором люди сидели на скамьях и играли в бинго, мимо бейсбольной площадки. Я их видел и в то же время не видел. Я был в трансе. «Тебе придется перезвонить, — иной раз говорила Джо Гарольду. — В настоящее время Майкл в Стране Больших Фантазий». Не смотрел я вокруг и по другой причине: интересовали меня только люди, стоявшие на сцене перед колесом Ферриса. Восемь или десять негров. И женщина с гитарой — солистка. Сара Тидуэлл. Живая. В расцвете сил. Она откидывала голову и смеялась в октябрьское небо.
Из транса меня вывел раздавшийся за спиной крик:
— Подожди, Майк! Подожди!
Я обернулся и увидел бегущую ко мне Киру. В белом платьице в красную полоску и соломенной шляпе с синей лентой. В одной руке она сжимала Стрикленда, и уже почти добежав до меня, она повалилась вперед, зная, что я успею подхватить ее на руки. Я и подхватил, а когда шляпа свалилась с ее головы, поймал и водрузил на место.
— Я завалила своего куойтейбека! — засмеялась Кира. — Опять.
— Совершенно верно. Ты у нас прямо-таки Крутой Джо Грин. — Одет я был в комбинезон (из нагрудного кармана торчал край застиранной банданы) и заляпанные навозом сапоги. Я взглянул на белые носочки Киры и увидел, что куплены они не в магазине, а сшиты дома. И на соломенной шляпке я бы не нашел ярлычка «Сделано в Мексике» или «Сделано в Китае». Эту шляпку сделала в Моттоне жена какого-то фермера, с красными от стирки руками и распухшими суставами.
— Ки, а где Мэтти?
— Дома, она не смогла пйийти.
— А как ты попала сюда?
— Поднялась по лестнице. Там очень много ступенек. Тебе следовало подоздать меня. Ты мог бы понести меня, как и йаньше. Я хотела послусать музику.
— Я тоже. Ты знаешь, кто это, Кира?
— Да, мама Кито. Потойопись, копуса. Я направился к сцене, думая, что нам придется стоять в последнем ряду, но толпа раздавалась перед нами, пропуская меня с Кирой (очаровательной маленькой гибсоновской девочкой [118] , в белом в красную полоску платье и шляпке с синей лентой) на руках, к самой сцене. Одной ручонкой она обнимала меня за шею, и зрители расступались перед нами как Красное море перед Моисеем.
Они не поворачивались, чтобы посмотреть на нас. Хлопали в ладоши, топали ногами, кричали, увлеченные музыкой. В сторону они отступали независимо от их желания, словно под действием магнитного поля, в котором зрители и мы с Кирой являли собой одинаковые полюса магнита. Некоторые женщины краснели, но песня им определенно нравилась, одна смеялась так, что слезы градом катились по щекам.
Выглядела она года на двадцать два — двадцать три. Кира указала на нее пухлым пальчиком и буднично так заметила:
— Ты знаешь начальницу Мэтти в библиотеке? Это ее нанни.
Бабушка Линди Бриггс, цветущая, как роза, подумал я. Боже мой!
«Ред-топы» стояли на сцене под гирляндами из белой, красной и синей бумаги, словно бродячие во времени музыканты. Я узнал их всех. Точно такими запечатлела их фотография в книге Эдуарда Остина. Мужчины в белых рубашках, черных жилетках, черных брюках. Сынок Тидуэлл стоял в глубине сцены, в дерби, как и на фото. А вот Сара…
— Потему на этой зенсине платье Мэтти? — спросила Кира, и ее начала бить дрожь.
— Не знаю, милая. Не могу сказать. — Но я не мог и спорить: в этом белом без рукавов платье Мэтти приходила на нашу последнюю встречу в городском парке.
Оркестр взял короткий перерыв, но музыка не смолкла. Реджинальд Сынок Тидуэлл, перебирая пальцами струны гитары, подошел к Саре. Они наклонились друг к другу, она — смеющаяся, он — серьезный. Встретились взглядами, пытаясь переиграть друг друга. Зрители хлопали и визжали от восторга, остальные «Ред-топы» смеялись. Я понял, что не ошибся: передо мной стояли брат и сестра. Не заметить фамильного сходства мог только слепой. Но смотрел я, главным образом, не на лица, а на бедра и зад Сары, обтянутые белым платьем. Кира и я были одеты по моде начала столетия, но Сара явно опередила свое время. Ни тебе панталон, ни нижних юбок, ни хлопчатобумажных чулок.
Никто словно и не замечал, что платье у нее выше колен: по тогдашним меркам с тем же успехом она могла выйти на сцену голой. А такого нижнего белья, бюстгальтера с лайкрой и нейлоновых трусиков, в те времена и в помине не было. И если бы я положил руки ей на талию, то почувствовал бы, как скользит материя по голой коже. Коричневой — не белой. Что ты хочешь, сладенький?
Сара отпрянула от Сынка, бедра и зад волнующе ходили под белым платьем. Сынок вернулся на прежнее место и оркестр заиграл вновь. А Сара спела очередной куплет «Рыбацкого блюза». Спела, не отрывая от меня глаз:
Прежде чем заняться делом,
Вместе удочку проверим.
Прежде чем забросить леску,