Я нарисовал книгу. Затем несколько переплетенных колец между ней и футболкой с уткой.
— Ки хочет поговорить с тобой. — Мэтти засмеялась. — Она утверждает что сегодня ночью вы вдвоем побывали на Фрайбургской ярмарке.
— Однако! Ты хочешь сказать, что у меня было свидание с очаровательной девушкой, а я его проспал?
— Похоже, что так. Так я передаю трубку?
— Конечно.
— Хорошо, держи, болтушка.
Что-то затрещало: трубка переходила из рук в руки, и послышался голос Ки.
— На яймайке я поймала тебя за ноги, Майк! Я поймала своего куойтейбека!
— Неужели? Потрясающий был сон, правда, Ки?
На другом конце провода надолго воцарилась тишина. Мне оставалось только гадать, как воспринимает Мэтти молчание телефонной болтушки. Наконец Ки решилась:
— Ты тозе там был. Мы видели как зенсины извивались под флейту… столб с колоколом на вейсине… мы заели в дом пьизйаков… ты упал в ботьке! Это был не сон… нет?
Я мог бы убедить Ки в обратном, но решил, что идея эта не из лучших, в определенном смысле, опасная идея.
— На тебе были красивые платье и шляпка, — ответил я.
— Да! — В голосе слышалось огромное облегчение. — А ты был…
— Кира, перестань. И послушай меня.
Она тут же замолчала.
— Я думаю, хорошо бы тебе как можно меньше рассказывать об этом сне. Твоей маме или кому-то еще. Кроме меня.
— Кьоме тебя.
— Да. То же относится и к людям из холодильника. Хорошо?
— Хойосе. Майк, там была леди в платье Мэтти.
— Я знаю. — Я и так понимал, что рядом с Кирой никого нет, раз она обсуждает со мной ночное происшествие, но все-таки спросил:
— Где сейчас Мэтти?
— Поливает цветы. У нас много цветов, целый миллион. А мне надо вытейеть со стола. Это моя обязанность. Я не возьазаю. Мне дазе ньявится. Мы ели гьенок по-фьанцузски. Всегда едим по воскьесеньям. Осень вкусно, особенно с клубнитьным сийопом.
— Я знаю. — Я нарисовал стрелку к куску хлеба в берете. — Гренок по-французски — вкуснятина. Ки, ты сказала маме о женщине в ее платье?
— Нет. Я подумала, тьто она испугается. — Ки понизила голос. — Она идет!
В трубке вновь зашуршало и послышался голос Мэтти:
— Этот разговор освежил в твоей памяти воспоминание о свидании с моей дочерью?
— Если и освежил, то ее память, — ответил я.
Мысленная связь между мною и Мэтти, безусловно, существовала, но к ярмарке это не имело ни малейшего отношения, в этом я не сомневался.
Она засмеялась. Мне нравилось, как звучит ее смех в это утро и мне не хотелось ее огорчать, но я не хотел и другого, не хотел, чтобы она принимала белую линию, разделяющую на дороге полосы встречного движения за островок безопасности.
— Мэтти, тебе нельзя забывать об осторожности, понимаешь? Да, Линди Бриггс взяла тебя на работу, но это не означает, что теперь в городе живут только твои друзья.
— Я понимаю, — ответила она. Опять я подумал, а не предложить ли ей на какое-то время увезти Киру в Дерри. Они могли бы до конца лета пожить в моем доме, пока здесь все не придет в норму. Да только она не поехала бы. Она согласилась на мое предложение нанять высокооплачиваемого нью-йоркского адвоката только потому, что ее загнали в угол. А тут у нее был выбор. Или она думала, что он у нее есть, и как я мог повлиять на нее? Фактов у меня не было, только предчувствие. Я видел лишь нависшую над ней темную тень.
— Я хочу, чтобы ты особенно остерегалась двоих мужчин. Один из них — Билл Дин. Второй — Кенни Остер. У него…
— …большая собака с платком на шее. Он…
— Это Тейника! — донесся издалека голос Ки. — Это Тейника!
— Иди поиграй во дворе, цыпленок.
— Я вытийаю стол.
— Вытрешь позже. А сейчас иди во двор. — Последовала пауза: Мэтти провожала взглядом девочку. Стрикленда она забрала с собой. И хотя Ки вышла из трейлера, Мэтти заговорила приглушенным голосом, словно боялась, что ее подслушают:
— Ты пытаешься напугать меня?
— Нет. — Я вновь и вновь обводил слово опасность. — Но я хочу, чтобы ты не забывала об осторожности. Билл и Кенни, возможно, входили в команду Дивоура, как Футмен и Осгуд. Не спрашивай, с чего я так решил, ответа у меня нет. Это только интуиция, но с тех пор, как я вернулся в Тэ-Эр, она здорово обострилась.
— Что ты хочешь этим сказать?
— На тебе белая футболка с желтой уткой?
— Как ты узнал? Ки сказала?
— Она взяла с собой маленькую собачку из «Счастливого домика»?
Долгое молчание. Наконец едва слышное:
— Боже мой, — а затем снова: — Как…
— Я не знаю как. Я не знаю, по-прежнему ли… над тобой нависает угроза, но чувствую, что она есть. И над Ки тоже. — Больше я ничего сказать не мог, боялся, что у нее поедет крыша.
— Но он мертв! — закричала она. — Старик мертв! Почему он не может оставить нас в покое?
— Может, и оставил. Может, и нет. Но вреда от того, что ты не будешь забывать об осторожности, никакого, так?
— Нет — ответила она. — Обычно так оно и есть.
— Обычно?
— Почему бы тебе не приехать ко мне, Майк? Может мы сходим вместе на ярмарку?
— Может осенью и сходим. Втроем.
— Я бы хотела.
— А пока я все думаю о ключе.
— Думать — это половина твоей проблемы, Майк. — Мэтти вновь рассмеялась. Уже грустно. И я понял, что она имела в виду. Только она не понимала, что вторая половина — интуиция, предчувствие, как ни назови. Это качели, и в конце концов, думал я, именно они убалтывают большинство из нас до смерти.
* * *
Я занес «Ай-би-эм» в дом и положил на нее рукопись. Я отписался, во всяком случае, на какое-то время. Из шкафа больше ничего не видно. Пока не разрешатся реальные проблемы, об Энди Дрейке и Джоне Шеклефорде лучше забыть. Надев брюки и рубашку, кажется, впервые за много недель, я вдруг подумал, что некая сила пыталась отвлечь меня от происходящего той самой историей, часть которой я уже напечатал, вернув мне способность писать. Логичное предположение. Работа всегда была для меня наркотиком, уводила от действительности куда лучше спиртного или «меллерила» [121] , который лежал в аптечке в ванной. А может, работа, выполняла лишь функции передаточной системы, служила шприцем, содержимое которого и составляли то ли сны, то ли видения. Может, настоящим наркотиком являлся транс. Состояние транса. Особое состояние, в которое обязательно надо войти. Я умел впадать в транс, вот и выходил на связь с потусторонними силами.