Уитмор поднималась на ноги, отряхивая с брюк сосновые иголки, яростно скаля зубы. Ее щеки заливал светло-розовый румянец. За ярко-красными губами щерились мелкие зубы. В лучах заходящего солнца глаза словно полыхали огнем.
— Прочь с дороги, — но в моем голосе звучала не сила, а слабость.
— Нет, — ответил Дивоур и положил черную трость на обтекатель своего кресла. Теперь я ясно представлял себе маленького мальчика, которого не остановили порезанные руки: он хотел завладеть снегокатом, и завладел им. Не просто представлял — видел его перед собой. — Нет, любитель шлюх. Не уйду.
Дивоур вновь двинул серебристый рычажок, и коляска покатилась на меня. Если б я оставался на месте, он точно проткнул бы меня тростью, как какой-нибудь злой герцог из романа Александра Дюма. При этом он наверняка сломал бы кисть правой руки, кости-то в таком возрасте совсем хрупкие, а то и вышиб бы руку из плеча, но такие мелочи Дивоура бы не остановили: за ценой он никогда не стоял. И если бы я чуть замешкался, он бы меня убил, двух мнений тут быть не могло. Но я успел отскочить влево. Кроссовки заскользили по крутому склону, а потом и вовсе потеряли контакт с землей. Я полетел в озеро.
* * *
Я плюхнулся в воду у самого берега. За что-то зацепился левой ногой. Дикая боль пронзила все тело. Я раскрыл рот, чтобы закричать, и в него хлынула вода — холодная, с металлическим привкусом, на этот раз настоящая. Я закашлялся, что-то выплюнул, какая-то часть ушла в желудок, подался в сторону от того места, куда упал, думая: тут же мальчик, утонувший мальчик, что будет, если он вдруг схватит меня за ногу?
Я перевернулся на спину, все еще кашляя, чувствуя, как джинсы прилипают к промежности и ногам, беспокоясь — глупо, конечно, — о бумажнике: кредитные карточки и водительское удостоверение останутся целехонькими, а вот две дорогие мне фотографии Джо вода точно испортит.
Дивоур выкатился на самый край Улицы, и я уж подумал, что сейчас он последует за мной. Обтекатель его коляски навис над тем местом, где я стоял (я видел следы моих кроссовок слева от выступавших из земли корней березы), земля осыпалась под колесами, комочками падала в озеро. Уитмор схватилась за кожух двигателя, пытаясь оттянуть коляску от края, но, конечно, сил у нее не хватало. Спастись Дивоур мог только сам. Стоя по пояс в воде, с прилипшей к телу одеждой, я с нетерпением ждал, когда же он спикирует, в озеро.
Но почерневшая левая клешня, в которую превратилась рука Дивоура, ухватила серебристый рычажок, потянула назад, и кресло откатилось от края, швырнув в озеро последнюю порцию камешков и комочков земли. Уитмор едва успела отпрыгнуть в сторону, не то осталась бы без ног.
Еще несколько движений рукой, и Дивоур развернул кресло, нацелив обтекатель на меня, и вновь подкатился к самому краю Улицы. Я стоял в воде, в семи футах от нависшей над озером березы. Уитмор повернулась ко мне задом, согнулась пополам. Я думал, что она пытается восстановить дыхание.
Из этой передряги Дивоур вышел с наименьшими потерями. Даже не стал прикладываться к кислородной маске, что лежала у него на коленях. Солнце било ему в лицо, отчего оно напоминало полусгнивший фонарь из тыквы с прорезанными отверстиями для глаз, носа и рта, который вымочили в бензине и подожгли.
— Любишь купаться? — спросил он и захохотал.
Я огляделся, надеясь увидеть прогуливающуюся по Улице парочку или рыбака, ищущего место, где бы до наступления темноты еще раз закинуть в озеро удочку… и в то же время мне никого не хотелось видеть. Злость, боль, испуг, все это было, но над всеми чувствами в тот момент господствовал стыд. Меня скинул в озеро восьмидесятипятилетний старик, скинул, выставив на посмешище.
Я двинулся направо, к югу, к своему дому. Холодная, доходящая до пояса вода теперь уже, когда я к ней привык, освежала. Кроссовки то и дело натыкались на камни и на затонувшие ветки. Растянутая лодыжка болела, но не отказывалась служить. Конечно, на берегу она могла повести себя иначе.
Дивоур передвинул рычажки управления, и кресло медленно покатилось по Улице, держась вровень со мной.
— Кажется, я не успел познакомить тебя с Роджетт? — снова заговорил он. — В колледже она считалась одной из лучших спортсменок. Играла в софтбол и хоккей. Между прочим, некоторые навыки она сохранила. Роджетт, продемонстрируй этому молодому человеку свое мастерство.
Коляска проехала мимо Уитмор, на несколько мгновений скрыв ее от моих глаз. А когда старуха вновь появилась в поле моего зрения, я увидел, что она держит в руках. Наклонялась она не для того, чтобы восстановить дыхание.
Улыбаясь, она подошла к краю Улицы, прижимая левой рукой к животу камни, подобранные ею с земли. Она выбрала один, размером с мяч для гольфа, размахнулась и бросила в меня. Камень пролетел в опасной близости от моего левого виска и плюхнулся в воду.
— Эй! — воскликнул я, скорее изумленный, чем испуганный. Даже после того что мне пришлось пережить, я не верил, что такое возможно.
— Что с тобой, Роджетт? — подзадорил ее Дивоур. — У тебя сбился прицел? Достань его!
Второй камень просвистел в двух дюймах над моей головой. Третий вышиб бы мне зубы, но я успел отбить его рукой, только потом заметив оставшийся на ладони синяк. В тот момент я видел лишь ее злобную, улыбающуюся физиономию — физиономию женщины, которая выложила два доллара в тире и теперь готова стрелять хоть до утра, но выиграть главный приз — плюшевого медведя.
Камни она бросала быстро. Они падали то справа, то слева, создавая маленькие гейзеры. Я начал пятиться, не решаясь повернуться и уплыть на глубину — боялся, что в этот самый момент булыжник угодит мне в затылок. Однако я понимал, что увеличение расстояния между нами уменьшит вероятность попадания. Дивоур все это время заливался смехом, и лицо его все более напоминало печеное яблоко.
Очередной камень попал мне в левую ключицу, отлетел в сторону, плюхнулся в воду. Я вскрикнул от боли, и она ответила криком: «Хэй!» — словно каратист, нанесший точный удар.
На том мое организованное отступление и закончилось. Я повернулся и поплыл прочь от берега. И тут же оправдались мои самые худшие опасения. Первые два камня, брошенные ею после того, как я пустился вплавь, не долетели до меня. Потом последовала пауза, и я успел подумать: удалось, ей уже не добраться до… и тут что-то ударило меня по затылку. Я одновременно почувствовал удар и услышал его звук.
Водяная гладь тут же сменила свой цвет: из ярко-оранжевой стала ярко-красной, потом густо-бордовой. Откуда-то издалека до меня донесся одобрительный вопль Дивоура и заячий смех Уитмор. Я вновь хлебнул озерной воды, и мне пришлось напомнить себе, что ее надо выплюнуть, а не проглотить. Ноги сразу отяжелели, кроссовки теперь весили не меньше тонны каждая. Я опустил ноги и не нашел дна: глубина здесь была больше моего роста. Посмотрел на берег, полыхающий всеми оттенками оранжевого и красного цветов. От кромки воды меня отделяли двадцать футов. Дивоур и Уитмор стояли на краю Улицы, не отрывая от меня глаз. Прямо-таки папа и мама, наблюдающие, как резвится в воде их сынок. Дивоур опять дышал кислородом, но сквозь прозрачную маску я видел, что он улыбается. Улыбалась и Уитмор.