Малькольм мрачно дал знак продолжать погоню. Даже в глазах Шахди Фероз начало проглядывать отчаяние. Историк явно знала шансы на счастливый исход не хуже, чем знал их Малькольм.
Они добрались до последних, совсем уже узких участков Друри-лейн, где налево ответвлялась от нее Уайч-стрит, которую совсем скоро должны были снести для строительства Олдвича. Возможно, основной целью намеченной городской перепланировки являлось именно уничтожение двадцати восьми акров этого злачного района. Собака потянула их направо, минуя похожую на западню Уайч-стрит, но и этот путь был не из самых безопасных. Плохо освещенные дома нависали над ними, словно сжимая улицу с двух сторон, а овчарка все тащила их вперед, не отрывая носа от мостовой. Наконец они вырвались на знаменитый Стрэнд, еще один оазис процветания в окружении трущоб, и взглядам их открылась церковь Сент-Мэри-ле-Стрэнд, островом возвышавшаяся посреди широкой улицы.
— И что за дьявол погнал его такой дорогой в разгар ночи? — буркнул под нос Филип Стоддард.
Малькольм покосился на конюха и предостерегающе кивнул в сторону Шеннонов.
— Боюсь, — произнес он вслух, — мисс Смит весьма расстроена.
Подыгрывая ему, Марго негромко всхлипывала. Теперь она цеплялась как за соломину за руку Шахди Фероз, изображая предел отчаяния, физических и душевных сил.
— Где он? — повторяла она снова и снова. — Боже, Боже, что с ним? Какой ужасный город…
Оули Шеннон покосился на нее через плечо.
— Тут еще вот оно как может выйти, сударыня. Ежель он не удрал от тех поганцев, что на него напали у Оперы, то Альфи держит путь прямиком на Холивелл-стрит. А уж туда тащат ради такого, чего я при леди и не говорил бы…
По спине Малькольма пробежал зловещий холодок. «Господи, только не это…» Собака вела их вдоль по Ньюкасл-стрит в сторону темного переулка, известного как Холивелл, тянувшегося параллельно Стрэнду слева от церкви. Малькольм успел еще увидеть стеклянную витрину Комической оперы — театра, зажатого между Уайч-стрит и Холивелл-стрит, попасть туда можно было только по туннелю, стеклянный козырек входа туннеля открывался на Стрэнд. Квартал выглядел довольно живописно — здания в основном датировались временем Тюдоров и Стюартов.
Однако темные в ночное время витрины книжных и антикварных лавок, выходивших на Холивелл-стрит, пользовались в Лондоне зловещей Славой. В магазинчиках «книжных рядов», как называли еще порой Холивелл, можно было за несколько шиллингов приобрести порнографические гравюры, фотографии или книжки непристойного содержания. А Добавив еще несколько шиллингов, можно было получить девицу — или, несмотря на еще более строгие законы, юношу. Девушек и молодых людей, работавших в задних комнатах и на верхних этажах этих ветхих магазинов, чаще всего завлекали сюда обманом или опоив и заставляли заниматься проституцией либо позировать для порнографических фотографий. При этом их насиловали как клиенты, так и сами тюремщики. Если какой-нибудь состоятельный джентльмен, с титулом или без оного, требовал от владельца заведения с Холивелл-стрит молодого человека какого-либо специфического сложения или окраски волос, вполне могло статься, что Бенни Катлина притащили куда-нибудь сюда, в самый что ни на есть викторианский ад. Хотя магазины были закрыты на ночь — и были уже закрыты в то время, когда мимо них проследовал Бенни Катлин, — по всей улице женщины в темных платьях торговались с мужчинами в драной рабочей одежде. Кое-кто из женщин бросал оценивающие взгляды на Малькольма, представлявшегося им, несмотря на присутствие с ним дам, потенциальным прибыльным клиентом.
— Что мистер Шеннон имел в виду? — едва слышно пролепетала Марго. — Что такого страшного в этой Холивелл-стрит, если он не хочет говорить об том?
Малькольм деликатно кашлянул.
— Э… возможно, я лучше объясню это как-нибудь в другой раз, мисс Смит. Я не думаю, чтобы то, что имел в виду мистер Шеннон, действительно имело место. — Малькольму отчаянно хотелось верить в это самому, однако он никак не мог заставить Марго разыгрывать совершенную истерику при вести о том, что ее жениха продали кому-то в качестве фотомодели или педераста.
Тем временем неряшливо одетые женщины явно пытались решить, стоит ли им обращаться к нему со своими деловыми предложениями. Будь Малькольм один, он наверняка получил бы по дюжине приглашений на каждые пятьдесят шагов по этой улице. Впрочем, окажись он на этой улице один, он не вынимал бы руки из кармана, в котором лежал пистолет. Человек, одетый как Малькольм и разгуливающий по нищей Холивелл-стрит, считался бы лакомой добычей для любого встречного громилы. Передвигаться здесь в обществе было безопаснее, но даже так рука Малькольма ни разу не отодвинулась от кармана больше, чем на несколько дюймов.
Они как раз поравнялись с женщиной, прислонившейся к стене книжной лавки прямо под большими, висевшими на стене часами. Малькольм задержался, осторожным жестом отослав своих спутниц под охраной мистера Стоддарда дальше вперед. Света от газового фонаря хватало, чтобы разглядеть поношенное платье, огрубевшие от работы и непогоды руки и усталое лицо под полями видавшей виды шляпки.
— Добрый вечер, мэм.
Она выпрямилась, смерив его оценивающим взглядом.
— Привет, красавчик. Хочешь чего, а?
— Я просто подумал, не видели ли вы здесь одного человека? Он проходил здесь недавно. Джентльмен, одетый примерно как я. Видите ли, мой кузен потерялся, — добавил он в ответ на недоверчивое выражение, появившееся на ее лице. — Я очень беспокоюсь за него, и его невеста — вон она, кстати, — тоже очень расстроена. — Он махнул рукой в сторону Марго, которая с покрасневшими глазами продолжала держаться за руку Шахди Фероз. Надо, кстати, не забыть спросить ее, как это ей удается так убедительно вызывать слезы.
— Кузен, говоришь? Ну, так оно совсем другое дело, верно? — Она передернула плечами. — Так во сколько, говоришь, он проходил, а, красавчик?
— В полдевятого или чуть позже.
— Не было меня тут в полдевятого — ни нынче, ни когда еще. Работа у меня — на пивоварне «Черный Орел». Встаю в шесть утра и не ухожу до полдесятого вечера, и все за шиллинг и шестипенсовый в неделю. Не было тут меня в полдевятого.
Шиллинг и шесть пенсов. Восемнадцать центов в неделю за работу с шести утра — пятнадцатичасовая смена, если не дольше. Ничего удивительного в том, что она стоит здесь после наступления темноты, пытаясь заработать несколько лишних пенсов любым доступным ей способом. Он вздохнул, потом встретился с ней взглядом.
— Ясно, мэм. Ну что ж, все равно спасибо. — Он протянул ей блестящий серебряный флорин. — Подумайте, а не мог кто-то быть поблизости в то время?
Она выхватила монету — почти двухнедельный заработок — из его пальцев.
— Ступайте к Дэви, поспрашивайте там. Паб открыт день и ночь напролет, его всякий мог заметить. И то сказать, не всякую ночь встретишь джентльмена в наших краях.