Марго снова встретилась взглядом с Фероз и заставила себя передернуть плечами.
— Нет, правда, я не ожидала, что ее вид так потрясет меня. Она такая хорошенькая и веселая…
Взгляд Шахди Фероз заставил ее покраснеть. «Ты тоже юна, — говорил этот взгляд. — Юна и неопытна, несмотря на весь твой опыт в Нижнем Времени…»
Что ж, это было достаточно верно. Возможно, она и юна, но она не чувствительная недотрога или трусиха. Память о родителях не портила и не испортит ей всю жизнь! Она отвернулась от закопченных кирпичей лавки Маккарти.
— Ну, куда вы хотели бы пойти дальше? Уайт-Холл? Туда, где в октябре найдут тот торс? — Обезглавленный женский торс, обнаруженный после двойного убийства Элизабет Страйд и Кэтрин Эддоуз и перед последним по счету убийством Мэри Келли, обыкновенно не приписывался Потрошителю. Очень уж отличался метод совершения убийства. Но если они имели дело с двумя убийцами, работавшими вместе, как знать? И разумеется, весь тогдашний Лондон верил в то, что это дело рук Джека, что значительно осложнит их работу, захлестнув город истерией и паническим ужасом.
Однако Шахди Фероз мотнула головой.
— Нет, не сейчас. Для того чтобы попасть на Уайт-Холл, нам придется уйти из Ист-Энда. Сначала мне нужно проделать еще одну работу. Мне кажется, нам стоило бы пройтись по ночлежкам Дорсет-стрит и прислушаться к женским разговорам.
При мысли о том, что ей придется сидеть в комнате, битком набитой проститутками, Марго зажмурилась Это напомнит ей обо всем, что она так стремилась забыть
— Конечно, — понуро выдавила она из себя. — У нас есть из чего выбирать — их тут, наверно, миллион
Они двинулись в путь молча, ускорив шаг, чтобы согреться. Будь у Марго выбор, она предпочла бы предстоящим разговорам с проститутками созерцание груд трупов, оставленных Черной Смертью. Но и избежать этого она не могла никак. «Считай это платой за свое обучение», — мрачно посоветовала она себе. В конце концов, это все же не так плохо, как изнасилование теми грязными португальскими торговцами и солдатней. Она пережила Африку. Она переживет и это. Ее жизнь — и жизнь Шахди Фероз тоже — может зависеть от этого. Поэтому она стиснула зубы и постаралась как могла подготовиться к тому, что ей предстояло.
Холодная и дождливая погода больнее всего бьет по страдающим легочными заболеваниями. Сырость и холод просачиваются в грудь, и каждый вдох превращается в борьбу с тяжелым валуном, не дающим дышать. Но еще хуже этой тяжести становятся долгие приступы мучительного, надрывного кашля, а потом — опустошающая слабость, такая, что несколько шагов по комнате кажутся бегом на марафонскую дистанцию.
Холодная, сырая погода достаточно плоха даже при чистом воздухе. Добавьте к этому дым из миллионов каминных труб, вонь фабричных выбросов, запахи разлагающейся на улицах или в реке органики, и вы, возможно, получите отдаленное представление о том, каково приходится и без того перегруженным легким. Впрочем, это не учитывает еще ни туберкулеза, ни психических расстройств, часто являющихся следствием развивающегося сифилиса, — результат всего этого один медленное, полное боли сползание к смерти.
Элиза Энн Чапмен сползала к ней уже давно.
Лето и первая половина осени 1888 года побили все рекорды по низкой температуре и осадкам. К первой неделе сентября Энни разболелась настолько, что не смогла больше регулярно платить за свою комнатушку в Кроссингемском ночлежном доме на Дорсет-стрит. Большая часть того, что она зарабатывала или получала от Эдварда Стэнли — подмастерья-каменщика, с которым ее после смерти мужа связывали тесные отношения, уходила на лекарства. Серьезная потасовка с Элизой Купер, которую она застала за попыткой присвоить принадлежавший их общей подруге флорин, украсила ее лицо синяками, подбитым глазом, а грудь в том месте, куда та заехала кулаком, болела еще сильнее.
Она искренне надеялась получить деньги за те письма, которые получила от Полли Николз, и расплатиться ими за лекарства, в которых отчаянно нуждалась. Но денег не было ни от Полли, ни от неизвестного ей автора писем, которые она носила с собой в кармане. А потом Полли зверски убили — изрезали и искромсали даже страшнее, чем бедную Марту Тэбрем в начале месяца Даже если бы Энни захотела теперь спросить у Полли, кто написал эти письма, она не смогла бы этого сделать. Поэтому Энни порылась в письмах сама — и тут же поняла, что не получит за них денег ни сейчас, ни потом. Умей Энни читать по-валлийски, как знать, возможно, ей и удалось бы обратить эти письма в солидную сумму наличными. Но Энни не умела читать по-валлийски И не знала никого, кто умел бы.
Что оставляло в ее руках предметы, стоящие немалых денег, и никакой возможности понять, в чем это состояние заключается Поэтому она сделала единственное, что могла. Она продала письма, так же, как продала их ей Полли Одно перешло в руки ее давней знакомой по ночлежкам с Дорсет-стрит Длинная Лиз Страйд была душевной женщиной, родом из Швеции Она заплатила за первое письмо шесть пенсов, чего хватило Энни на то, чтобы сходить в фабричный лазарет в Спиталфилдз и купить одно из прописанных ей лекарств.
Второе письмо ушло за грош к Кэтрин Эддоуз, а третье Энни продала мистеру Джозефу Барнету, рыбному грузчику, который остался без работы и жил на Миллерс-корт с юной красоткой Мэри Келли. Барнет заплатил Энни шиллинг, подмигнул ей и чмокнул в щеку.
— Моя Мэри жила в Кардиффе, так что валлийский для нее все равно что родной, хоть она родом и из Ирландии. Уж Мэри мне его прочтет, это точно. И коль оно и впрямь так хорошо, как говоришь, я вернусь да приплачу еще!
Грош, равный четырем пенсам, и шиллинг, равный двенадцати, обеспечили Энни остаток нужных ей лекарств, а также пиво и ром на пару дней. Алкоголь был единственным болеутоляющим, которое Энни могла себе позволить, а боль терзала ее почти беспрерывно. Она почти все время чувствовала себя слишком больной, чтобы работать на улицах, особенно на пути в Стратфорд, где она обыкновенно занималась своим ремеслом. Впрочем, лекарства все же помогали. Если бы погода только прояснилась, ей бы снова легче было дышать.
Энни жалела о том, что продала письма. Но женщине надо на что-то жить, верно? А шантаж, как на него ни посмотри, занятие безнравственное. Полли заговорила ее красивыми сказками об уюте и хороших лекарствах, но в мире, где жила Энни, таким сказкам верили только дураки — люди, которые подменяли фантазиями пищу для желудка, и лекарства от хворобы, и кров, и постель, за которые надо как-то платить…
Будучи женщиной практичной, Энни решительно отмела эти фантазии и вернулась к основному своему занятию, а именно к попыткам оставаться в живых так долго, как только это возможно в мире, которому безразлична судьба стареющей вдовы, которую бедность заставляет заниматься проституцией. Возможно, это было не слишком похоже на жизнь. Но это было все, что ей оставалось. Поэтому, как и тысячи ей подобных, Смуглая Энни Чапмен делала все, что в ее силах, и оставалась в живых — не имея ни малейшего представления о том кошмаре, что дамокловым мечом навис над ее головой.