Он не приехал провожать ее в маленький аэропорт «Огэста», из которого она улетала, и она была довольно сильно удивлена тем, что очень расстроена этим. Она сидела в зале ожидания и думала о том, как, порой незаметно, один человек подпадает под влияние другого — совсем как кролик перед удавом, и это становится очень трудно преодолимой привычкой, от которой не избавиться одним волевым решением, да и…
— ЭЛИЗАБЕТ РОУГЕН, — пропел приятный женский голос из громкоговорителей, — ПОДОЙДИТЕ К БЕЛОМУ ТЕЛЕФОНУ НА ПУНКТЕ МЕЖДУГОРОДНОЙ СВЯЗИ. Она быстро нашла этот телефон и услышала голос Эда:
— Бет?
— Эд! Как я рада тебя слышать! Знаешь, я подумала, может быть, ты…
— …встретишь меня? — рассмеялся он. — Нет, не смогу, к сожалению. Да ты вполне можешь обойтись и без этого. Ты ведь уже совсем взрослая девочка. К тому же, очень красивая. Думаю, ты прекрасно справишься и сама. Может быть, увидимся в колледже?
— Я… да, конечно.
— Хорошо, — сказал он и ненадолго замолчал. — Это просто здорово. Бет. Потому, что я люблю тебя. Я полюбил тебя с первой же нашей встречи.
От этих слов у нее просто отнялся язык, и она не могла произнести ни слова. В ее голове пронесся целый ураган мыслей. Он снова тихо рассмеялся:
— Нет, не говори ничего. Не сейчас. Увидимся позже. У нас будет еще достаточно времени. Все время будет нашим. Счастливого пути, Бет. До встречи.
Послышались короткие гудки — он оставил ее одну наедине с белой телефонной трубкой в руке и с целым ворохом мыслей и вопросов в голове.
Сентябрь.
Элизабет постепенно, но все же с трудом возвращалась к учебе, да и вообще к жизни в колледже, как будто была оторвана от этого очень долгое время. Давал знать себя шок, пережитый этим летом. Старые привычки и навыки возвращались очень медленно. Ее соседкой по комнате в общежитии была, конечно, снова Элис — они жили вместе из года в год с самого первого курса — так распорядился однажды компьютер, занимающийся расселением студентов. Несмотря на очень разные интересы, да и вообще характеры, они ладили между собой довольно сносно. Элис училась на химическом факультете, Элизабет — на факультете обществоведения. То есть — технарь и гуманитарий, но дело не в этом. Они были сами по себе очень разными, что, однако, не влияло на их уже установившиеся вполне нормальные отношения.
После этого лета эти отношения стали все-таки несколько более прохладными. Элизабет отнесла это к тому их небольшому конфликту, который произошел этой весной по поводу ее подготовки к экзамену по социологии. И не придала этому особого значения, надеясь, что со временем все забудется и встанет на свои места.
Все, что произошло этим летом, казалось ей теперь каким-то смутным сном. Ей все еще доставляли боль мысли о Тони, и она избегала говорить об этом с Элис, но эта боль была уже не такой сильной, как прежде. Раны начинали постепенно затягиваться. Самым забавным и, вместе с тем, грустным ей казалось то, что она хорошо понимала, что когда-нибудь, спустя много лет, она будет вспоминать о Тони просто как о парне, с которым она когда-то в молодости училась в колледже.
Гораздо больше ее беспокоило то, что не появлялся Эд Хэмнер. С тех пор он даже ни разу не позвонил ей.
Прошла неделя, вторая, наступил октябрь. Она обратилась в деканат с просьбой подсказать ей адрес студента по имени Эдвард Джексон Хэмнер младший, но в графе «Место жительства» было почему-то только название улицы — Милл-стрит. Но Милл-стрит была очень длинной. Оставалось только ждать. Ее часто приглашали на вечеринки в разные веселые компании, но она каждый раз вежливо отказывалась. Элис удивленно вскидывала брови, но никак не комментировала такое странное поведение подруги. Она просто молчала и, уж конечно, не задавала никаких вопросов. В то время она, к тому же, была очень занята работой над каким-то проектом по биохимии и просто хоронила себя заживо в ворохах книг, проводя большинство вечеров в библиотеке. Элис часто получала письма — по крайней мере, одно-два в неделю. Элизабет возвращалась домой обычно первой и первым делом просматривала почту в надежде увидеть хотя бы одно письмо, адресованное ей. Письмо от Эда. Но каждый раз письма были только для Элис. Одно из них было даже из какого-то частного сыскного агентства.
Зазвонил селектор внутренней связи. Элис, не отрываясь от своих учебников, бросила через плечо: — Ответь, Лиз. Может быть, это тебя. Элизабет подошла к селектору:
— Да?
— Лиз, тебя спрашивает какой-то джентльмен, — послышался голос вахтерши.
О, ГОСПОДИ!
— Какой джентльмен? — переспросила она, взявшись рукой за голову — у нее сразу же началась сильная мигрень, впервые за последнюю неделю.
— Его имя Эдвард Джексон Хэмнер младший, — ответила вахтерша,и, понизив голос до шепота сказала,
— На нем разные носки — один зеленый, другой коричневый. Рука Элизабет нервно взлетела к воротнику халата.
— О, Господи! Скажите ему, что я сейчас спущусь. Нет, скажите, что через минуту. Нет, через пару минут, о'кей?
— Хорошо, — ответили на том конце провода. — Не волнуйся так, детка.
Элизабет выхватила из стенного шкафа пару широких брюк, короткую джинсовую юбку, что-то еще, вспомнила со стоном, что в волосах у нее бигуди и принялась судорожно выдергивать их.
Элис, наблюдая за этими сборами, молча улыбалась и долго еще смотрела на дверь, захлопнувшуюся за убежавшей Элизабет.
Он выглядел все так же. Совсем не изменился. Все та же поношенная зеленая армейская куртка, которая была по крайней мере на два размера больше, чем нужно. Одна из дужек очков замотана изоляционной лентой. Джинсы — напротив — совсем новые и совершенно неразношенные. И, конечно, традиционно-разноцветные носки — один зеленый, другой коричневый. Теперь она поняла точно, что любит его.
— Почему ты так долго не звонил? — спросила она, подойдя к нему вплотную.
Он вытащил руки из карманов куртки и улыбнулся.
— Я просто хотел дать тебе время хорошенько поразмыслить обо всем. Ты могла встретить за это время кого-нибудь еще, кто пришелся бы тебе по душе больше, чем я.
— Думаю, я и так уже знаю, кто мне больше всех по душе.
— Хорошо. Не хочешь сходить в кино?
— Куда угодно, — глядя ему прямо в глаза, ответила она. — Куда угодно.
С каждым днем она все больше и больше понимала, что в ее жизни не было еще ни одного человека, который бы так точно и без слов понимал все ее настроения и желания. Их вкусы и наклонности совпадали с точностью до абсолютной. Если Тони любил, например, очень подвижные и напряженные фильмы вроде «Крестного отца», то Эду, так же как и ей, больше нравились комедии или в меру душещипательные серьезные драмы. Однажды, когда у нее было неважное настроение, он вытащил ее в цирк, и плохого настроения как не бывало — вечер они провели просто прекрасно. Было по-настоящему весело, просто замечательно. С учебой тоже было все в порядке — благодаря усердным занятиям в ее любимом для этого месте, на третьем этаже библиотеки в читальном зале. Они очень любили ходить на дискотеки и особенно в дансинги. В старых танцах, которые очень любила Элизабет, Эд был вообще настоящим мастером. Однажды они выиграли даже первый приз в конкурсе танцев пятидесятых годов под названием «Ностальгия». Но самое главное — он всегда безошибочно угадывал все ее желания и всегда старался выполнить каждое из них. Она никогда не чувствовала с его стороны никакого давления, он никогда не торопил ее, как это обычно случалось у нее с другими мужчинами, которые были до Эда. Все шло размеренно, как по составленному ей самой расписанию — начиная с первого поцелуя и заканчивая той их незабываемой первой ночью, когда они остались с Эдом до утра у одного из его друзей. Квартира самого Эда была действительно на Милл-стрит, на третьем этаже одного из ее домов. Они часто бывали там, но у Элизабет никогда не было ощущения, что она входит в жилище обычного Дона Жуана. Он всегда искренне желал только того, чего желала она. Все продвигалось просто прекрасно.