Винни ухмыльнулся и двинулся к выходу.
— Расслабься, папаша, а то пупок развяжется, — хохотнул он.
— Только тронь ее, и я тебя прикончу. Винни улыбнулся еще шире:
— Прикончишь? Меня? Ты разве не понял, дядя, что я давно мертвый?
Он вышел из класса. Эхо его шагов еще долго звучало в коридоре.
— Что ты читаешь, дорогой? Джим повернул книгу переплетом к жене, чтобы та могла прочесть название: «Вызывающий демонов».
— Фу, гадость. — Она отвернулась к зеркалу поправить прическу.
— На обратном пути возьмешь такси?
— Зачем? Всего четыре квартала. Прогуляюсь — для фигуры полезнее.
— Одну из моих учениц остановили на Саммер-стрит, — соврал он. — Вероятно, хотели изнасиловать.
— Правда? Кого же это?
— Диану Сноу, — назвал он первое пришедшее на ум имя. — Учти, она не паникерша. Так что ты лучше возьми такси, хорошо?
— Хорошо. — Она присела перед ним, взяла его голову в ладони и заглянула в глаза. Джим, что происходит?
— Ничего.
— Неправда. Что-то происходит:
— Ничего серьезного.
— Это как-то связано с твоим братом? На него вдруг повеяло могильным холодком.
— С чего ты взяла?
— Прошлой ночью ты стонал во сне, приговаривая: «Беги, Уэйн, беги».
— Пустяки.
Но он лукавил, и они оба это знали. Салли ушла.
В четверть девятого позвонил мистер Нелл.
— Насчет этих ребят ты можешь быть спокоен, — сказал он. — Все они умерли.
— Да? — Он разговаривал, заложив пальцем только что прочитанное место в книге.
— Разбились на машине. Через полгода после того, как убили твоего брата. Их преследовала патрульная. За рулем, если тебе это интересно, был Фрэнк Саймон. Сейчас он работает у Сикорского. Получает, надо думать, приличные деньги.
— Так они разбились?
— Их машина потеряла управление и на скорости в сто с лишним врезалась в опору линии электропередачи. Пока отключили электроэнергию, они успели хорошо прожариться. Джим закрыл глаза.
— Вы видели протокол?
— Собственными глазами.
— О машине что-нибудь известно?
— Краденая.
— И все?
— Черный «форд-седан» 1954 года, на боку надпись «Змеиный глаз». Между прочим, не лишено смысла. Представляю, как они там извивались.
— Мистер Нелл, у них еще был четвертый на подхвате. Имени не помню, а кличка Крашеный.
— Так это Чарли Спондер, — тотчас отреагировал Нелл. — Он, помнится, однажды выкрасил волосы клороксом и стал весь бело-полосатый, а когда попытался вернуть прежний цвет, полосы сделались рыжими.
— А чем он занимается сейчас, не знаете?
— Делает карьеру в армии. Записался добровольцем в пятьдесят восьмом или пятьдесят девятом, после того как обрюхатил кого-то из местных барышень.
— И как его найти?
— Его мать живет в Стратфорде, она, я думаю, в курсе.
— Вы дадите мне ее адрес?
— Нет, Джимми, не дам. Не дам, пока ты мне не скажешь, что у тебя на уме.
— Не могу, мистер Нелл. Вы решите, что я псих.
— А если нет?
— Все равно не могу.
— Как знаешь, сынок.
— Тогда, может быть, вы мне…
Отбой.
— Ах ты, сукин сын. — Джим положил трубку на рычаг, тут же раздался звонок, и он отдернул руку, точно обжегся. Он таращился на телефонный аппарат, тяжело дыша. Три звонка, четыре. Он снял трубку Послушал. Закрыл глаза.
По дороге в больницу его нагнала полицейская машина и умчалась вперед с воем сирены. В реанимационной сидел врач с щетинкой на верхней губе, похожей на зубную щетку. Врач посмотрел на Джима темными, ничего не выражающими глазами.
— Извините, я Джеймс Норман, я хотел бы… — Мне очень жаль, мистер Норман, но ваша жена умерла в четыре минуты десятого.
Он был близок к обмороку. В ушах звенело, окружающие предметы казались далекими и расплывчатыми. Взгляд блуждал по сторонам, натыкаясь на выложенные зеленым кафелем стены, каталку освещенную флуоресцентными лампами, медсестру в смятом чепце. Пора его крахмалить, барышня. У выхода из реанимационной, привалясь к стене, стоял санитар в грязном халате, забрызганном спереди кровью. Санитар чистил ногти перочинным ножом. На секунду он прервал это занятие и поднял на Джима насмешливые глаза. Это был Дэвид Гарсиа. Джим потерял сознание.
Похороны. Словно балет в трех частях: дом — траурный зал — кладбище. Лица, возникающие из ниоткуда и вновь уходящие в никуда. Мать Салли, чья черная вуаль не могла скрыть струящихся по щекам слез. Отец Салли, постаревший, точно обухом ударенный. Симмонс. Другие сослуживцы. Они подходили, представлялись, пожимали ему руку. Он кивал и тут же забывал их имена. Женщины принесли кое-какую снедь, а одна дама даже испекла огромный яблочный пирог, от которого кто-то сразу отрезал кусок, и когда Джим вошел в кухню, он увидел, как взрезанный пирог истекает янтарным соком, и подумал: «Она б его еще украсила ванильным мороженым».
Руки-ноги дрожали, так и подмывало размазать пирог по стенке.
Когда гости засобирались, он вдруг увидел себя со стороны, словно в любительском фильме. Увидел, как пожимает всем руки, кивает головой и приговаривает: «Спасибо… Да, постараюсь… Спасибо… Да, ей там будет хорошо… Спасибо…» Гости ушли, и дом снова оказался в его распоряжении. Он остановился перед камином. Здесь были расставлены безделицы, скопившиеся за их совместную жизнь. Песик с глазками-бусинками, выигранный Салли в лотерею во время их свадебного путешествия на Кони-Айленд. Две папки в кожаном переплете -его и ее университетские дипломы. Пластиковые игральные кости совершенно невероятного размера — Салли подарила их ему, после того как он просадил шестнадцать долларов в покер. Чашка тонкого фарфора, приобретенная женой на дешевой распродаже в Кливленде. И в самой середине — свадебная фотография. Он перевернул ее лицом вниз и уселся перед выключенным телевизором. В голове у него начал созревать план.
Зазвонивший через час телефон вывел его из дремы. Он потянулся за трубкой. — Следующий ты. Норм. — Винни? — Мы ее шлепнули, как глиняную мишень в тире. Щелк — дзинь.