Подойдя к вагону, Дабади заметил вслух:
— Вчера вечером ведь осматривали вагон? Если бы остались какие-либо следы убийства, о них донесли бы в вечернем рапорте.
— Мы все-таки посмотрим, — возразил Кош.
Открыв дверцу, он поднялся в купе, но в ту же минуту закричал вне себя от негодования:
— Черт побери! Можно подумать, что здесь закололи свинью…
Ужас охватил всех присутствовавших. Люди вытягивали шеи, чтобы лучше видеть. Дабади, один из первых пожелавший осмотреть купе, поднялся на ступеньку. Позади него стоял Рубо и так же, как другие, вытягивал шею.
Никакого беспорядка в купе не оказалось. Окна были закрыты, и все оставалось, по-видимому, на месте. Но из открытой дверцы пахнуло страшным зловонием, а посредине одной из подушек оказалась лужа запекшейся черной крови, такая глубокая и широкая, что из нее вытек целый ручеек и разлился по ковру. К сукну подушки пристали во многих местах большие сгустки крови. Кроме этой вонючей крови, никаких других следов преступления найдено не было. Дабади пришел в величайшее негодование.
— Где рабочие, которые осматривали вчера вечером вагон? Пусть явятся немедленно!..
Рабочие оказались тут же. Они стали оправдываться: дело было ночью, они ничего не заметили, хотя прибирали везде. И никакого подозрительного запаха тоже не чувствовалось.
Тем временем Кош, стоя в вагоне, делал карандашом заметки для донесения. Он подозвал Рубо, с которым был коротко знаком и зачастую прогуливался в свободное время, покуривая папиросы:
— Войдите сюда, господин Рубо. Вы мне поможете при осмотре вагона.
Помощник начальника станции осторожно перешагнул через лужу крови на ковре, чтобы не попасть в нее ногой.
— Посмотрите, пожалуйста, под другой подушкой, нет ли там чего-нибудь.
Рубо приподнял подушку, осторожно ощупал все под нею. Взгляд его выражал простое любопытство.
— Нет. Я тут ничего не нахожу, — сказал он.
Но его внимание привлекло пятно на сукне, которым была обита мягкая спинка дивана, и он указал на это пятно комиссару:
— Это, кажется, отпечаток окровавленного пальца.
Комиссар, однако, полагал, что туда просто брызнула кровь, и Рубо с ним согласился. Почуяв преступление, собравшаяся толпа продвинулась ближе. Люди теснились позади начальника станции, который, испытывая отвращение, свойственное утонченному человеку, остановился на нижней ступеньке вагона. Вдруг начальнику станции пришла в голову мысль:
— Да ведь вы, господин Рубо, сами ехали с этим поездом… Вы, кажется, вернулись сюда вчера вечером с курьерским. Пожалуй, вы могли бы сообщить нам кое-какие данные…
— Да, правда, — подтвердил комиссар. — Не заметили ли вы дорогой чего-нибудь подозрительного?..
В продолжение трех или четырех секунд Рубо молчал. Нагнувшись, он пристально рассматривал ковер, но почти тотчас же выпрямился и ответил обычным, немного грубоватым голосом:
— Разумеется, я вам все расскажу… Только, видите ли, со мной была жена. Если то, что я расскажу, будет занесено в протокол, пусть она тоже придет сюда, она поможет мне припомнить все точнее…
Предложение помощника начальника станции показалось полицейскому комиссару вполне основательным. Подошедший Пекэ вызвался сходить за г-жою Рубо. После его ухода прошло несколько минут томительного ожидания. Филомена, подоспевшая в вагонный парк вместе с кочегаром, смотрела ему вслед, раздосадованная тем, что он взял на себя такое поручение. Увидев г-жу Лебле, ковылявшую на своих распухших ногах, она бросилась к ней навстречу и помогла ей дойти. Поднимая руки к небу, обе женщины громким голосом выражали негодование по поводу обнаруженного гнусного преступления. Никто не знал еще ничего достоверного, но в толпе уже передавали вполголоса разные предположения. Лица у многих были испуганные. Заглушенный гул голосов покрывал голос Филомены, божившейся, что г-жа Рубо видела убийцу, хотя сама Филомена ни от кого не слышала об этом. Когда Пекэ вернулся в сопровождении г-жи Рубо, водворилось молчание.
— Взгляните-ка на нее, — шептала г-жа Лебле. — Кто скажет, что это жена помощника начальника станции! Она разыгрывает из себя настоящую принцессу. Сегодня ни свет, ни заря она уже, извольте видеть, причесана и затянута в корсет, словно собралась в гости.
Северина приближалась мелкими, ровными шажками. Ей пришлось долго идти по дебаркадеру на глазах толпы, с нетерпением ожидавшей ее, но, она не теряла присутствия духа и только прижимала к глазам носовой платок, удрученная известием об убийстве Гранморена. Одетая в простое, но изящное черное платье, она, казалось, была уже в трауре по своем покровителе. Ее тяжелые черные волосы блестели на солнце, — несмотря на холод, она второпях ничего не набросила на голову. Ее кроткие голубые полные слез глаза возбуждали к ней невольную симпатию.
— Как ей не плакать! — заметила вполголоса Филомена. — Теперь они с мужем окажутся на мели. Некому будет уж за них хлопотать…
Толпа расступалась перед Севериной, и молодая женщина подошла к открытым дверцам купе. Кош и Рубо вышли оттуда, и Рубо начал тотчас же рассказывать, что ему было известно.
— Правда, милочка, вчера утром, тотчас по прибытии нашем в Париж, мы с тобой зашли навестить господина Гранморена? Это было приблизительно четверть двенадцатого, так ведь?
Он пристально глядел на жену, и она послушно повторила:
— Да, четверть двенадцатого.
Глаза ее внезапно остановились на подушке, пропитанной черной, запекшейся кровью, С ней сделался припадок истерики; из ее груди вырвались глухие рыдания. Начальник станции, взволнованный этой сценой, поспешил вмешаться:
— Сударыня, вы, очевидно, не в силах выносить это зрелище… Мы как нельзя лучше понимаем вашу скорбь…
— Мы сию минуту кончим, — прервал его полицейский комиссар, — а затем госпожу Рубо можно будет проводить домой…
Рубо торопливо продолжал:
— После того, как мы переговорили о разных делах, господин Гранморен сообщил нам, что собирается на следующий день ехать в Дуанвиль, к сестре… Я, как теперь, вижу его за письменным столом. Я был вот здесь, а моя жена там… Правда, милочка, он сказал нам, что едет на следующий день?
— Да, на следующий день
Кош, продолжавший делать карандашом заметки в своей записной книжке, поднял голову:
— Как так на следующий день? Ведь он поехал в тот же день вечером!
— Подождите, — возразил Рубо. — Узнав, что мы едем назад в тот же вечер, он сказал, что, пожалуй, отправится с нами курьерским, если моя жена поедет с ним в Дуанвиль погостить на несколько дней у его сестры — она ездила туда неоднократно, — но жена отказалась, так как у нее накопилось много дела по хозяйству… Ты ведь отказалась с ним ехать?..