Этьея узнал Расиера и отошел от него, но тот вдруг добавил:
- Что? Стыдно смотреть на меня?.. Я тебя предупреждал. Вот и начались неприятности!.. Кричите теперь сколько угодно, просите хлеба - вместо хлеба получите пули.
Этьен вернулся и ответил:
- Мне стыдно, что есть трусы, которые сидят сложа руки н смотрят, как мы рискуем своей жизнью.
- Ты, стало быть, решил грабежом заняться? - спросил Раснер.
- Я решил до конца оставаться с товарищами, хотя бы всем нам пришлось погибнуть.
И Этьен замешался в толпе, полный отчаяния, действительно готовый умереть. Трое подростков, стоя на дороге, бросали в окна камни, он разогнал озорников пинками, желая остановить взрослых, он громко кричал, что бить стекла ни к чему - от этого никакой пользы не будет.
Бебер и Авдия пробрались наконец к Жанлену и сейчас учились у него орудовать пращой. Началась потеха: каждый бросал камень, выиграть должен был тот, кто больше перебьет окон. Лидия, неловко швырнув камень, попала в голову какой-то женщине, стоявшей в толпе, и оба мальчишки от хохота хватались за бока. В сторонке сидели на скамье и смотрели на них два старика - Бессмертный и Мук. Опухшие ноги еле держали Бессмертного, и он с великим трудом дотащился сюда; неизвестно, что именно привело его сюда; он молчал словно истукан, как то нередко теперь бывало, и его землистое лицо ничего не выражало.
Никто, однако, больше не слушал Этьена. Сколько он ни кричал: "Перестаньте!" - из толпы все летели камни, и он испытывал теперь удивление и страх перед слепой яростью, в которую он сам ввергнул этих людей, обычно спокойных, нелегко поддающихся волнению, но в гневе таких неукротимых, неистовых. Сказывалась фламандская кровь: нужны были долгие месяцы, чтобы она вскипела, но уж если эти миролюбивые люди приходили в исступление, оно толкало их на неслыханные жестокости и не стихало до тех пор, пока они не утоляли своей ярости. На юге, родине Этьена, толпа воспламенялась быстрее, но действовала менее решительно. Ему пришлось силой вырвать у Левака топор, он не знал, как сдержать Маэ и его жену, бросавших камни обеими руками. Особенно его пугали женщины - жена Левака, Мукетта и многие другие: они рвали и метали, готовы были душить, убивать, они выли, как собаки, теснясь вокруг своей предводительницы, высокой, худой старухи Горелой, возвышавшейся над ними.
Но вдруг наступило затишье: самый обыденный случай вызвал глубокое изумление толпы и как будто успокоил ее, чего Этьен не мог добиться никакими мольбами. Дело было в том, что супруги Грегуар решились наконец распроститься с нотариусом и отправились в директорский особняк, для чего им понадобилось перейти через улицу; они казались такими благодушными, их лица выражали такую твердую уверенность, что все происходящее - просто-напросто шутка со стороны их рабочих, милых, славных людей, чья покорность более столетия кормила племя Грегуаров, что углекопы в изумлении перестали бросать камни, боясь попасть в почтенного старичка и старушку, будто с неба свалившихся к ним. Они пропустили супругов, дали им войти в сад, подняться на крыльцо, позвонить у крепко запертой двери, которую гостям не спешили отворить. Как раз в это время возвращалась отпущенная со двора директорская горничная Роза; она шла, улыбаясь разъяренным углекопам, - она всех хорошо знала, так как сама была родом из Монсу. Роза принялась барабанить кулаками в дверь и в конце концов заставила Ипполита отворить. Как раз вовремя! Едва Грегуары вошли в дом, опять полетели камни. Оправившись от изумления, толпа заревела:
- Смерть буржуям! Да здравствует социальная революция!
Роза и в прихожей все еще весело смеялась, словно оказалась свидетельницей забавного происшествия, и твердила перепуганному слуге:
- Да они же совсем не злые, я их знаю!
Господин Грегуар аккуратно повесил на крючок свою шляпу. Затем помог жене снять пальто из пушистого драпа и сказал в свою очередь:
- Конечно, они, в сущности, не злые. Покричат, покричат и пойдут домой ужинать. Аппетит себе нагуляют.
В ту минуту спустился с третьего этажа г-н Энбо. Он видел из окна сцену с участием Грегуаров и вышел встретить гостей. Как всегда, вид у него был холодный и учтивый. Лишь необычайная его бледность свидетельствовала о пережитом потрясении и пролитых слезах. Человеческие страсти были укрощены, г-н Энбо остался только чиновником, корректным и непреклонным, решившим исполнить свой долг.
- А знаете, - сообщил он, - наши дамы еще не вернулись.
Грегуары впервые встревожились. Сесиль еще не возвратилась? Но как же она возвратится, если шутка углекопов затянется?
- Я думал было разогнать их, - добавил г-н Энбо. - К сожалению, я в доме один и к тому же не знаю, куда послать слугу, чтобы он привел четырех солдат и капрала, - они живо очистили бы улицу от этого сброда.
Роза, все еще стоявшая в передней, вновь осмелилась вмешаться: - Да что вы, барин!.. Они же совсем не злые.
Директор покачал головой, а шум на улице все возрастал, и камни с глухим стуком непрестанно ударялись о фасад.
- Я на них не сержусь. И даже извиняю их: ведь только по своей тупости они воображают, будто мы упорствуем от того, что желаем им зла. Однако я отвечаю за спокойствие... Подумать только, по дорогам, как меня уверили, разъезжают жандармы, а я с самого утра не могу дозваться ни одною!..
Он оборвал свою тираду и, пропуская г-жу Грегуар, сказал:
- Да что же мы тут стоим, прошу вас, сударыня, пожалуйте в гостиную.
Но тут прибежала из кухни перепуганная кухарка и на несколько минут задержала всех в передней. Она заявила, что не ее вина, если обед получится невкусный, - ведь до сих пор из Маршьена не привезли заказанное слоеное тесто для курника, хотя кондитер должен был прислать его к четырем часам дня. Очевидно, посыльный заблудился, мечется где-то по дорогам, испугавшись этих разбойников. А может быть, они даже ограбили его, вытащили все, что было у него в корзинах; она ясно представляет себе, как кондитера подкараулили за кустами, расхватали все сдобные пироги, и их мигом проглотила трехтысячная армия этих несчастных, которые кричат перед домом, требуя хлеба. Во всяком случае, она тут ни при чем, хозяина она предупредила, и если из-за революции обед выйдет неудачным, то лучше она асе кушанья бросит в огонь, чем осрамится, подав их на стол.
- Потерпите немного, - сказал г-н Эибо. - Еще ничего не потеряно. Возможно, кондитер приедет.
Повернувшись к г-же Грегуар, он сам отворил перед ней дверь в гостиную и только тогда, к великому своему удивлению, увидел, что на диванчике в переднем сидит человек, которого он до этой минуты в полумраке не заметил.
- Как! Это вы, Мегра? Что случилось?
Мегра поднялся, н из темноты возникла его пухлая, искаженная ужасом физиономия. Куда девалось его спокойное самодовольство важной шишки? Он смиренно объяснил, что позволил себе пробраться к господину директору, чтобы попросить о помощи и покровительстве, если разбойники нападут на его лавку.