– Так, значит, этот незнакомец поднял ее, – сказала Лора, многозначительно подчеркивая последние слова.
– Ну что ты, милая Лора! Нет, ты в самом деле думаешь, что это моя перчатка?
– О, Марион, Марион, ты знаешь, что это твоя! – В голосе Лоры слышался упрек.
– А может быть, ты ошибаешься, – уклончиво возразила Марион. – Дай-ка я посмотрю хорошенько! Д-да... Честное слово, Лора, ты, кажется, права. Очень похожа на мою перчатку, на ту самую, что я потеряла, когда ездила на охоту с соколом; он еще тогда искогтил мне всю руку до крови, потому что она была без перчатки. Да, в самом деле удивительно похожа на мою!
– Так похожа, что это и есть твоя.
– Но тогда как же она к нему попала? – явно недоумевая, промолвила Марион.
– Вот именно – как? – переспросила Лора.
– Может быть, он нашел ее в лесу?
– Тогда это просто неслыханная дерзость с его стороны, что он носит ее на своей шляпе.
– Да, в самом деле...
– Подумай, если кто-нибудь узнает, что это твоя перчатка! Представь себе, если дядя узнает...
– Ну, этого можно не опасаться, – перебила ее Марион. – Я надевала эти перчатки всего только два раза. Ты одна только и видела их у меня на руках. Папа даже и не знает о них. Ты ведь не скажешь ему, Лора?
– А почему я не должна говорить ему?
– Да потому что... это может привести к неприятностям. Может быть, этот незнакомец даже и понятия не имеет, чья это перчатка. Просто поднял ее где-нибудь на дороге и нацепил себе на шляпу – ну, взбрела ему такая фантазия! Или, может быть, ему захотелось почваниться. Я слышала, что многие носят эти сувениры просто так. Пусть себе носит, если ему это нравится. Не все ли мне равно, лишь бы он не знал, кому принадлежит эта перчатка! Прошу тебя, пожалуйста, не говори об этом никому. А то, если узнает отец или Уолтер... Ах, ты не знаешь Уолтера! Как он ни молод, он не задумается вызвать его на поединок. А я не сомневаюсь, что этот Черный Всадник – очень опасный противник.
– Ах, Марион, нет, я никому не скажу! – вскричала Лора, которая пришла в ужас даже от одной мысли, что такая вещь может случиться. – И ты тоже не говори никому, умоляю тебя! Пусть носит себе эту перчатку, хоть это и бесчестно с его стороны. Какое мне до этого дело, лишь бы это не коснулось тебя!
– Ну, на этот счет можно не опасаться, – уверенно сказала Марион, очень довольная тем, что ей так легко удалось выпутаться.
В эту минуту разговор, который вели между собой шепотом кузины, был прерван Уолтером, подошедшим к ним вместе с Черным Всадником. Юный Уолтер сдержал свое обещание и представил Генри Голтспера всем дамам по очереди, причем сделал это с истинно придворной грацией.
Быть представленным, когда все взоры устремлены на тебя с любопытством, и не проявить ни малейшего смущения, – это требует большой выдержки. Но то же невозмутимое хладнокровие, которое обнаружил всадник при встрече с Гартом и его сообщниками, он сохранил и теперь, при встрече с более учтивыми, но, быть может, более опасными противниками.
Его ничуть не смущали лукавые взгляды, и, знакомясь с этим изысканным обществом, он держал себя с той непринужденной простотой, которая свидетельствует о подлинном благородстве.
И только когда его наконец представили Марион Уэд, – как ни странно, она оказалась последней в этой церемонии, – только тогда мог бы внимательный наблюдатель заметить некоторое отступление от этой обычной светской условности. В беглом обмене взглядами он мог бы уловить нечто большее, чем пустую учтивость. Но взгляды эти встретились и разошлись так мгновенно, что их вряд ли успел кто-нибудь заметить. Вряд ли кто-нибудь мог подозревать, что Марион Уэд и Генри Голтспер уже встречались раньше, – а они встречались не раз и не раз глядели друг другу в глаза, и глаза их успели сказать многое, хотя они до сих пор не обменялись друг с другом ни одним словом.
Как жаждала Марион Уэд услышать этот голос, который сейчас звучал так мягко и сердечно, лаская ее слух, словно чарующая музыка! Но он не говорил с ней на языке любви. Это было невозможно: на них были устремлены десятки внимательных глаз, и все настороженно ловили каждое слово, слетавшее с их уст. Они не могли позволить себе даже намека на то чувство, в котором им так хотелось открыться друг другу. Такой вынужденный разговор вряд ли доставляет радость влюбленным, он тяготит и утомляет их. Поэтому они не огорчились, когда возгласы и движение в толпе положили конец их обоюдному замешательству.
Смятение в толпе, прервавшее влюбленных как нельзя более кстати, было вызвано появлением костюмированной группы танцоров, которые только что закончили репетицию сцены из Робина Гуда [14] и теперь готовились начать свое представление на площадке перед валом, где сэр Мармадьюк уже расположился со своими друзьями, чтобы полюбоваться этим живописным зрелищем.
Танцоры были обоего пола: девушки в ярких лифах и юбках, мужчины в цветных рубахах, с лентами на руках и ногах, с бубенчиками на подвязках и прочими украшениями, подобающими этой народной пляске.
Главные действующие лица были в соответствующих костюмах: один изображал смелого разбойника Робина Гуда, другой – его верного помощника Маленького Джона, третий – веселого монаха Тука и так далее; среди девушек многие также были в костюмах, и по ним можно было узнать и девицу Марианну, и Королеву Мая, и многих других любимых персонажей народной легенды.
Танцоры скоро стали центром всеобщего внимания. Поселяне, собравшиеся на праздник сэра Мармадьюка Уэда, насытившись вдоволь обильным угощением щедрого хозяина, снова стекались на площадку и, обступая кольцом исполнителей народной пляски, смотрели на них с нескрываемым восхищением. Игра в мяч, в шары, борьба, фехтование – все это было сейчас на время оставлено, так как пляска и сцены из Робина Гуда всеми считались самым интересным зрелищем.
И хотя в этих плясках участвовали только крестьянские девушки, среди них многие отличались статным сложением и той удивительной миловидностью, которой славятся поселянки Чилтернских холмов. Две из них в особенности выделялись своей красотой: смуглая брюнетка цыганского типа, изображавшая девицу Марианну, и белокурая Королева Мая, темноглазая, с светлыми, как лен, косами.
Не один молодой парень из участвующих в пляске, а также из толпы приятелей следил за этими сельскими красотками пламенным взором. И многие из разряженных кавалеров заглядывались на смуглую Марианну и на Королеву Мая.