Под причитания матери я потащился в ванную, разделся и встал под душ, смывая горячей водой пот, оставшийся после дневного тяжелого сна, и головную боль от удара об пол. Перед тем как пройти в душ, я украдкой внимательно посмотрел на мать – нет, никаких чудовищ на шее или еще где-либо не увидел, хотя пространство так и было заполнено нитками – красные, желтые, черные, зеленые и серые – всех цветов и оттенков, каких только не было! Попробовав потрогать нити, убедился: я никак не могу на них воздействовать, эти нити струились, как какие-то лучи, если подставлял руку – они проходили через нее, не оставляя никаких следов и не давая никаких ощущений.
Приняв душ, я надел треники и майку и пошел в кухню.
Мать гремела посудой – покосилась на меня:
– Садись. Я пельменей сварила, ешь. Сегодня не пойдешь никуда?
– Нет, скорее всего не пойду. Говорю тебе – сегодня упал, ударился головой. Сильно. Вот и лечился… глянь, шишка тут какая была!
Мать подошла ко мне, ощупала голову, ахнула:
– Давай «скорую» вызовем! А если трещина в черепе?! А если ты вообще с ума сойдешь с такой травмой? Я, когда маленькая была, у нас в детском саду один мальчик с качелей упал, так у него с головой что-то случилось: он уверял, что видит чудовищ всяких, – (я при этом поперхнулся и долго откашливался под сочувственным взглядом матери), – плакал, спать перестал. Его забрали из садика, говорили – лечили долго, но так и не помогло. Не знаю, что с ним потом было. Вдруг и у тебя с головой что-то? Надо врачу показаться обязательно! Завтра прямо с утра и пойдешь! И не возражай, не возражай! Я сейчас позвоню тете Оле, у нее хирург знакомый есть – пусть завтра осмотрит, а чтобы ты не сбежал, я завтра сама с тобой пойду. Знаю тебя, негодника, – скажешь, что был у врача, а сам сбежишь!
Мать немедленно приступила к боевым действиям – набрала по сотовому телефону родную сестру, тетку Олю, рассказала, как собирается меня взять в полон и подвергнуть унижениям с помощью осмотра у хирурга, и моя судьба была решена: десять утра, Первая клиническая больница, доктор Симонович.
Ночь прошла тихо – я спал как убитый, провалившись в сон в девять часов вечера, будто бы и не проспал весь день. Это было странно, так как я обычно ложился поздно, очень поздно: пока полазишь по Сети, пока почитаешь, а то вдруг возникнет мысль поиграть в сетевуху какую-нибудь – смотришь, уже час-два ночи. Утром со скрипом встаешь на работу и сидишь там до обеда с чугунной башкой – скорее всего, это и было причиной, по которой я допустил такую элементарную ошибку и подставился под удар током в несколько тысяч вольт.
Утром мать торжествующе повела меня в больницу – лучше нет развлечения для матерей, чем залечивать своих несчастных чад. Материнский инстинкт, страшный и не рассуждающий, заставляет пичкать своих детинушек лекарствами, парить им ноги и ставить банки, даже если они уже на голову выше матери и весят в два раза больше, вот как я.
Выход на улицу стал для меня потрясением, какого я не испытывал еще никогда: нити никуда не делись, а улицы были заполнены людьми, на которых сидели чудовища различного вида и расцветок – как и нити, идущие к ним, они были всех цветов радуги и располагались где угодно, от шеи до гениталий. Жутко было видеть, как навстречу мне идет девушка в легкомысленных шортах, облегающих ее красивые бедра, а внизу живота у нее, как этакий горб, висит противный фиолетовый мешок, пульсирующий наподобие сердца.
Я проводил взглядом несчастную, подумавшую, что я заглядываюсь на ее попу, и презрительно фыркнувшую при виде простого парня в дешевых кроссовках и джинсах не от Версачи, и, со смятением в голове, пошел дальше, опасливо поглядывая на мою конвоиршу – не дай бог, она узнает, что я вижу чудовищ! Судьба мальчика из ее детства не вдохновляла меня на откровения.
Вообще, давно сделал вывод: чем меньше рассказываешь матери о своих недомоганиях, тем меньше шансов их усугубить – залечит к чертовой бабушке.
Но деваться было некуда – я любил свою мать и расстраивать не хотел, она и так чуть ума не лишилась после смерти отца, пусть уж покомандует, переживу.
По дороге в больницу я насчитал несколько десятков людей, на которых сидели чудовища. Сообразить, что бы это значило, я не мог – предположения были, но настолько фантастичные, что не укладывались в голове, болевшей после вчерашнего падения и возлияний коньяка; я ведь на самом деле почти не пью… ну так, изредка, в компании, и потом сильно от этого болею.
– Ну что, молодой человек, на что жалуетесь? – жизнерадостно спросил меня доктор лет сорока пяти, в белоснежном халате, с щеголеватыми усиками над губой.
– На маму. Еще – нет мотоцикла. Зарплата не очень. Еще, может быть, какие-то жалобы вам сообщить?
Доктор сразу притух, жизнерадостная улыбка увяла, и он взглянул на мою мать.
– Тяжелый случай. Говорите, головой ударился? Никак не проявлялось? Тошнота, рвота? Какие-то отклонения в психике? – Он взял со стола снимок моего черепа, экстренно сделанный в рентгенологическом кабинете, и посмотрел на свет. – Нет, трещин вроде нет. Ну что, юноша, так и будете отмалчиваться и тревожить свою мать? Может, все-таки расскажете о своих симптомах?
Что меня дернуло, я не знаю – то ли был приступ хулиганского настроения, то ли раздосадовало обращение со мной, как с маленьким ребенком со стороны матери и этого жизнерадостного доктора, – только я взял и со зла ляпнул:
– Вижу на вас, в области поясницы, сгусток вроде слизняка, от которого тянется серая нить. Вижу чудовищ на других людях – не на всех, правда, но на многих. Еще вопросы?
Врач с интересом посмотрел на меня, покосился на мою мать и с облегчением сказал:
– Не мой профиль. Это вам надо к Льву Филипповичу, в тринадцатый кабинет, сейчас я вам направление к нему дам. С моей стороны никаких нарушений не замечено – череп цел, и вообще, на удивление физически здоровый человек, соответствующий своему возрасту. Вы не спортсмен, молодой человек? – Врач быстро писал что-то на листке. – Нет? А такой здоровый! Может, потому и здоровый! – усмехнулся он и протянул моей матери листок с непонятными каракульками. – Сходите к Льву Филипповичу, он вам что-нибудь посоветует…
Мы вышли из кабинета, я плотно закрыл за собой дверь и огляделся – больница была полна людей, на которых сидели чудовища – от маленьких, размером с мандарин, до огромных, похожих на пульсирующий воздушный шар метр в диаметре.
Такой шар висел на молодой девушке с интересным лицом, которая с трудом шла на костылях, сопровождаемая врачом и женщиной лет сорока – видимо матерью, с заплаканными красными глазами. Мне стало тошно, и я отвел взгляд.
Мать мне что-то говорила, плаксиво морща лицо, убеждала – непонятно в чем. Я лишь разобрал из ее слов, что совершенно необходимо сходить к Льву Филипповичу – он настоящий психиатр, старой школы, он обязательно разберется с моим недугом и поможет!
– Психиатр? Какой психиатр?! Это он меня к психиатру отправил? – с недоумением переспросил я, разглядывая бумажку с каракулями хирурга. – Да пошел он к чертовой матери, я нормальнее всех вас, вместе взятых! Не веришь, что я вижу чудовищ на людях, не надо – от этого они все равно не исчезнут! Ты понимаешь, я вижу их! Я вижу!