Крикс бросился к Спартаку и обнял его:
— Ты, конечно, прав, мой смелый друг! Прости мне слова минутной слабости. Будем наготове!
В это время прибежали разведчики с поста, стоявшего на перекрестке дорог:
— Вдали туча пыли. Движется большой отряд. Мы сбили с коня передового римского всадника. Он сказал, что приближается десятитысячное войско под начальством Вариния. Римляне разослали по всем дорогам отряды легионеров, которые хотят окружить нас…
Спартак отвязал коня, стоявшего близ навеса, накинул ему на спину шкуру леопарда и туго затянул подпругу. Он закутался в короткий шерстяной плащ, взял три копья и легко вскочил на коня, готовый помчаться в ту сторону, откуда приближались римляне.
Со Спартаком отправились несколько пастухов, хорошо знавших местность, и мальчик Гета, никогда не покидавший своего старшего друга.
Всадники пробрались тропинками среди виноградников и поднялись на холм. Оттуда они увидели вдали огромный квадратный лагерь римских легионеров. Правильными рядами горели костры. Одни воины расставляли палатки, другие кирками копали ров и позади него возводили прочный защитный вал с частоколом.
— Нужно подойти ближе и подслушать, — сказал Спартак, — долго ли они намерены здесь стоять?
— Мы отправимся на разведку, — решили пастухи, соскочили с коней и бесшумно исчезли в кустах.
— Позволь и я отправлюсь с ними! — воскликнул Гета. — Я, как тонкий уж, всюду пролезу!..
Спартак пристальным взглядом окинул мальчика:
— Попробуй, но будь осторожен.
Гета передал повод коня оставшемуся пастуху и направился по узкой тропинке сквозь густые заросли.
Гета пробирался между рядами виноградных лоз; длинные каменные заборы часто преграждали путь. Он осторожно перелезал через них, опять нырял в густые зеленые ветви, придерживаясь тропинки, проложенной шакалами и лисицами.
В одном месте пришлось ползти на четвереньках. Вдруг копье с силой вонзилось в землю около него и пригвоздило край его плаща. Жесткая рука схватила Гету за плечо и куда-то поволокла.
На недавно вскопанной площадке среди высоких кустов потрескивал костер. Два воина сидели около огня и жарили на вертелах куски мяса.
— Кого притащил?
— Лазутчика! Ну, малыш, сядь-ка здесь передо мной и гляди на меня.
Гета опустился на землю.
Перед ним был старый воин. Глубокие морщины избороздили его лицо.
Потемневший бронзовый шлем, прихваченный ремнем за подбородок, сполз на затылок. Грубая одежда пестрела заплатами.
Старик пристально посмотрел на мальчика и медленно поднес два волосатых кулака к его носу:
— Вот этот кулак — твоя смерть, а этот — твой гроб. Сейчас же говори правду! Куда шел?
Гета протянул руку и жалобно простонал:
— Дай хлеба!..
Старик заморгал глазами, разжал кулаки и полез в кожаный мешок, лежавший рядом, на обрывке старого ковра. Он достал сухой хлебец, повертел его, разломил и меньшую половину подал мальчику.
Гета сунул кусок хлеба в рот, но от страха не мог проглотить.
— Бунтовщик! Много вас, таких бегунов?
Гета только мотал головой. Непонятно было, хочет ли он сказать «да» или «нет». Один из воинов, держа в руке вертел с дымящимся куском мяса, схватил за ворот Гету и поставил его на ноги:
— Из рабов? Спартаков змееныш! Смотри-ка, Спурий: у него на груди нарисован скачущий конь. Это фракиец! Порасспроси-ка его хорошенько…
Попробуй только убежать! Кишки выпущу! — он придавил Гету так, что тот снова присел на землю.
Старик, поймавший мальчика, захлестнул ему шею ременной петлей, конец ремня намотал себе на руку:
— Теперь не убежишь!
Он стал спрашивать Гету: далеко ли бунтовщики, много ли их, хорошо ли кормят? Каков с виду Спартак: правда ли, что он большой, как медведь, и сразу съедает барана?
Гета все мотал головой и мычал.
— Спурий, что ты возишься с мальчишкой? — рассердился другой воин. — Гони его вон, а не корми хлебом!
— А я сделаю его своим оруженосцем. Пускай носит за мной копье.
Вскоре два воина ушли сменять часовых. Спурий остался один с Гетой.
Старик, видно, любил поговорить, и так как мальчик упорно молчал, Спурий, поджаривая на угольях кусок баранины, толковал сам с собой:
— Сколько лет я был воином, а где мне награда? Под начальством Суллы я прошел Грецию и Фракию, сжигая города и селения, но, кроме рубцов от ран, ничего домой не принес. А вернувшись, что я нашел дома? Моя хижина покосилась, тростник на крыше обвалился. Жена стала изможденной старухой и не знает, как прокормить внучат. Всю землю отнял богач-сосед и обрабатывает ее с помощью рабов… Нас полководцы убеждают «биться за могилы предков и за родные земли». Все это ложь! У нас, простых воинов, нет своей земли. «У диких зверей есть норы и логовища, а у тех, кто сражается за Италию, нет ничего, кроме света и воздуха», — так говорил пятьдесят лет назад защитник бедного народа Тиберий Гракх. А разве что-нибудь изменилось с того времени? Мы идем на войну, сражаемся и умираем, чтобы доставить роскошь и богатство немногим патрициям… Если бы у меня было несколько рабов, хотя бы из числа тех, которых во множестве я брал в плен, я бы еще смог оправиться — заставил бы их работать на меня и понемногу бы разбогател! А всех рабов скупают богачи. Нам же, простым воинам, беднякам, и думать нечего получить умелого, обученного доходному ремеслу раба… Теперь призвали старых воинов ловить взбунтовавшихся рабов, а я вот не хочу воевать! Ну, сам посуди, звереныш, как мне пойти в поход? Когда меня призвали и сказали: «Ты пойдешь драться?» — я ответил, что пришел босой. Посмотрели они на мои ноги и выдали мне две старые калиги [21] , обе с правой ноги, и одна мне велика, а другая мала…
Гета наблюдал за воином, а сам думал об одном — как бы убежать?
Пришли часовые на смену. Спурий свернул коврик, спрятал его в мешок и потянул Гету за ремень.
Спурий, прихрамывая, шагал по лагерю и тащил за собой маленького Гету.
— Не самого ли Спартака ты ведешь? — кричали ему воины. — Долго ли ты дрался, чтобы поймать такого щенка?
Спурий прошел по дорожке среди бесчисленных кожаных палаток и остановился у высокого шатра из дорогой восточной ткани. При входе стоял, облокотясь на копье, часовой в полном вооружении. Выпуклый прямоугольный щит был прислонен к ноге.
На ногах воина были калиги. Панцирь защищал грудь и спину. У пояса висел прямой короткий меч. Бронзовый шлем, закрывавший большую часть головы и лица, был ремнем прикреплен под подбородком.