В восемь часов утра Клай сидел на скамье у края «сада победы» директора, говоря себе, что встал бы и как-то отметил могилу старика, если бы не смертельная усталость. Много усилий это бы не потребовало, старик заслуживал такой чести только за то, что взял на себя заботу о своем последнем ученике. Но, так уж получилось, Клай не знал, сможет ли он встать, доплестись до дома и разбудить Тома, чтобы передать ему вахту.
Впереди их ждал еще один прекрасный, холодный, осенний день, идеально подходящий для сбора яблок, приготовления сидра, игры в футбол. Туман еще оставался густым, но сильным лучам утреннего солнца уже удавалось пробивать его, заливая маленький мир, который окружал Клал, ослепительно белым светом. Крошечные капельки воды висели в воздухе, сотни радужных колес вертелись перед его воспаленными глазами.
Что-то красное материализовалась из этой горящей белизны. С мгновение казалось, что красное «кенгуру» Порватого плывет в воздухе само по себе, но чуть позже, когда оно приблизилось к Клаю, над ним появилось коричневое лицо, а под ним — коричневые кисти рук. В это утро Порватый надел капюшон на голову, который теперь и обрамлял улыбающееся обезображенное лицо с безжизненными глазами.
Теперь Клай видел и высокий лоб ученого с рваной раной на нем.
И грязные, не снимавшиеся уже целую неделю бесформенные джинсы, порванные на карманах.
И надпись «ГАРВАРД» на узкой груди.
Кобура с револьвером сорок пятого калибра Бет Никерсон висела на ремне. Клай даже не потянулся к оружию. Порватый остановился в десяти футах от Клая. Он (оно) стоял на могиле директора, и Клай верил, что тот сделал это сознательно.
— Чего ты хочешь? — спросил он Порватого и тут же сам и ответил: — Сказать тебе.
Сидел, уставившись на Порватого, от изумления потеряв дар речи. Порватый усмехнулся, если только он мог усмехаться с разорванной нижней губой, раскинул руки, как бы говоря: «Да ладно, ерунда все это».
— Говори тогда, что должен, — и Клай приготовился к тому, что у него второй раз украдут голос. Хотя уже понял, что приготовиться к такому невозможно. Все равно что превратиться в улыбающуюся деревяшку, балансирующую на колене чревовещателя.
— Уходите. Этим вечером. — Клай сосредоточился и сказал: — Хватит, прекрати!
Порватый ждал, само терпение во плоти.
— Думаю, я сумею отсечь тебя, если очень постараюсь, — продолжил Клай. — Не уверен, но думаю, что смогу.
Порватый по-прежнему терпеливо ждал, на его лице читалось: «Ты закончил?»
— Продолжай, — предложил Клай и тут же продолжил: — Я мог привести. Больше. Я пришел. Один.
Клай предположил, что телепатически Порватый по-прежнему связан со стадом, решил, что так оно и есть.
— Уходите. Сегодня. На север. — Клай ждал, но когда понял, что Порватый выговорился, спросил: — Куда? Почему?
На этот раз обошлось без слов, но перед ним внезапно появилась «картинка». Такая четкая, что Клай так и не понял, то ли она возникла в его сознании, то ли Порватый каким-то образом нанес эту надпись на яркий экран тумана. Такую же, написанную розовым мелом, они видели на Академической авеню:
КАШВАК = НЕТ-ТЕЛ
— Я не понимаю, что это, — сказал Клай.
Но Порватый уже уходил. Какое-то мгновение Клай еще видел его «кенгуру», плывущее в ярком от солнечного света тумане, а потом исчезло и оно. Клаю оставалось утешаться лишь тем, что он все равно собирался идти на север, и им разрешили побыть в Академии еще день. Последнее означало, что вахту больше нести не нужно. Он решил сам пойти спать и не мешать остальным видеть сладкие сны.
Джордан проснулся в здравом уме, из глаз ушел нервный блеск. Он грыз твердый как камень бублик, слушая рассказ Клая о встрече с Порватым этим утром. Когда Клай закончил, взял атлас дорог, раскрыл раздел «Указатель» в конце книги, потом нашел страницу, отведенную западной части штата Мэн, указал на город, повыше Фрайбурга.
— Вот Кашвак, на востоке, и Литтл-Кашвак, западнее, у самой границы с Нью-Хэмпширом. Я сразу понял, что это название мне знакомо. Из-за озера. — Он постучал пальцем по синему пятну на карте. — Почти такое же большое, как Себаго [113] .
Алиса наклонилась, чтобы прочитать название озера.
— Каш… Кашвакамак. Кажется, так.
— Оно входит в муниципальную квазикорпорацию [114] , которая называется ТР-90 [115] . — Джордан вновь постучал пальцем по карте. — Как только вы это узнаете, становится ясным, почему Кашвак равняется Нет-Тел. Простой вопрос с очевидным ответом, не так ли?
— Мертвая зона, правильно? — спросил Том. — Никаких ретрансляторов, ни для сотовой связи, ни в микроволновом диапазоне.
Джордан вымученно улыбнулся.
— Полагаю, там хватает людей, в домах которых установлены спутниковые антенны, но в остальном… попадание в десятку.
— Я не понимаю, — подала голос Алиса. — Почему они хотят послать нас туда, где отсутствует сотовая связь, то есть люди там в большинстве своем нормальные.
— С тем же успехом можно спросить, а почему они вообще оставили нас в живых, — сказал Том.
— Может, они хотят превратить нас в живые управляемые снаряды и использовать для того, чтобы все там разбомбить, — предположил Джордан. — Избавиться и от нас, и от них. Одним ударом убить двух зайцев.
Они помолчали, обдумывая слова мальчика.
— Давайте пойдем туда и все выясним на месте, — предложила Алиса, — но лично я никого бомбить не собираюсь.
Джордан печально посмотрел на нее.
— Ты видела, что они сделали с директором. Если до этого дойдет, думаешь, у тебя будет выбор?
На крыльце большинства домов на Академической авеню, расположенных напротив Гейтенской академии, по-прежнему стояла обувь, но они видели, что входные двери или распахнуты, или сорваны с петель. В нескольких трупах, лежащих на лужайках, они опознали мобилопсихов, но в основном это были трупы невинных путников, которые оказались не в том месте и не в то время. Именно они и были босиком, но чаще всего ноги лежали отдельно: многих жертв возмездия просто разорвали на части.