— Я бы согласился и на агрессивность, — буркнул Дэн. — Пусть перебьют друг друга в последней великой битве.
Клай по-прежнему думал о Джонни. О Шарон тоже, но больше о Джонни, который написал: «ПОЖАЛУЙСТА ПРИДИ И ЗАБЕРИ МЕНЯ». Написал большими буквами, потом указал оба своих имени и фамилию, словно добавляя весомости своей просьбе.
— Если эта битва не произойдет сегодня вечером, пользы нам от нее не будет. — Рей Уисенга встал и потянулся. — Они просто гонят нас в Кашвак. Вот я и хочу облегчиться, пока еще есть такая возможность. Не уезжайте без меня.
— На автобусе точно не уедем, — ответил Том, а Рей уже двинулся по пешеходной тропе. — Ключи-то у тебя в кармане.
— Надеюсь, все у тебя получится, — проворковала вслед Дениз.
— Никто не любит остряков, дорогая, — ответил Рей, исчезая из виду.
— Что они собираются с нами сделать? — спросил Клай. — Есть идеи?
Джордан пожал плечами.
— Возможно, это будет что-то вроде кабельной сети, только связанной со многими другими регионами страны. Может, и всего мира. Размеры стадиона заставляют меня предположить…
— А латынь, разумеется, — вмешался Дэн. — Это же linguafranca [137] .
— Но зачем им язык? — спросил Клай. — Они же телепаты.
— Думают они в основном словами, — напомнил Том. — Во всяком случае, пока. Так или иначе, они хотят нас казнить, Клай… Джордан так думает, и Дэн, да и я тоже.
— И я, — тихонько и мрачно добавила Дениз, поглаживая живот.
— Латынь — больше, чем lingua franca. Это язык справедливости, и мы видели, что они им уже пользовались.
Пушкарь и Гарольд. Да. Клай кивнул.
— У Джордана есть еще одна идея. — Том посмотрел на мальчика. — Думаю, тебе нужно ее услышать, Клай. На всякий случай. Джордан?
Мальчик покачал головой.
— Я не могу.
Том и Дэн Хартуик переглянулись.
— Один из вас все-таки должен сказать. — Клай не понимал, в чем дело. — Или я не прав?
Сказал Джордан:
— Они — телепаты, а потому знают, кто для нас самые близкие люди.
Клай почувствовал, что за этим стоит что-то мрачное, но все равно не понимал, о чем пойдет речь.
— И что?
— У меня брат в Провиденсе, — ответил Том. — Если он — один из них, то именно он и станет моим палачом. Разумеется, если Джордан прав.
— Моя сестра, — выдохнул Дэн Хартуик.
— Мой староста по этажу общежития. — Джордан побледнел как полотно. — У него был сотовый телефон «нокиа» последнего поколения, который позволял загружать видео.
— Мой муж. — Дениз разрыдалась. — Если только он не умер. Я молю Бога, чтобы он умер.
Еще с мгновение Клай их не понимал, а потом до него дошло: Джон? Мой Джонни? Он видел, как Порватый держал руку над его головой, слышал, как Порватый объявлял приговор: «Ессе homo — insanus». А тут увидел, как его сын направляется к нему, в бейсболке Малой лиги, повернутой козырьком на затылок, в любимом свитере «Ред сокс» и номером и фамилией Тима Уэйкфилда на спине. Джонни, такой маленький, под взглядами миллионов, наблюдающих за действом с помощью необыкновенной, поддерживаемой стадной энергией телепатической сети.
Джонни-малыш, улыбающийся. С пустыми руками.
Вооруженный лишь зубами во рту.
Повисшее над площадкой для отдыха тяжелое молчание нарушил Рей, хотя его и не было рядом.
— Ох, Господи! — донеслось с тропы. — Твою мать! — и после паузы: — Эй, Клай!
— Что случилось? — отозвался Клай.
— Ты прожил здесь всю жизнь, не так ли? — По голосу Рей не напоминал всем довольного туриста. Клай посмотрел на остальных, они ответили недоуменными взглядами. Джордан пожал плечами и раскинул руки, на несколько мгновений превратившись из жертвы Сотовой войны в обыкновенного мальчишку.
— Я жил в центральной части штата, но… да. — Клай поднялся. — А в чем проблема?
— Тогда ты знаешь, как выглядят ядовитый плющ и ядовитый дуб [138] , не так ли?
Дениз уже начала смеяться, но успела закрыть рот обеими руками.
— Да. — Клай не мог не улыбнуться, но он действительно знал, как выглядят эти растения, не один раз показывал на них Джонни и его приятелям, предупреждая, что к ним нельзя прикасаться.
— Подойди, пожалуйста, и взгляни, — попросил Рей. — Только приходи один, — и потом, практически без паузы: — Дениз, я и без всякой телепатии знаю, что ты смеешься. Засунь в рот носок, девочка.
Клай покинул площадку для отдыха, прошел мимо щита-указателя с надписью: «ЕСЛИ ВЫ РЕШИЛИ ПРОГУЛЯТЬСЯ, ВОЗЬМИТЕ КАРТУ», миновал журчащий ручей. Лес, как и положено осенью, выглядел великолепно. Разноцветье красных тонов перемешивалось с темной зеленью хвойных деревьев, и он подумал (и не в первый раз), если уж человеку суждено умереть, то для этого есть сезоны и похуже.
Он ожидал увидеть Рея со спущенными до лодыжек штанами, но Рей стоял на ковре из сосновых иголок, а штаны были на положенном им месте. Ядовитый плющ рядом с ним не просматривался, вообще не росло ничего с листьями. Такое бледное лицо Клай видел только раз, у Алисы, когда она метнулась из кухни в гостиную Никерсонов, где ее и вырвало. Кожа, казалось, не побелела, а помертвела. Жизнь оставалась только в глазах. Они горели.
— Иди сюда, — таким шепотом могли говорить только на тюремном дворе. За журчанием ручейка Клай едва разобрал слова. — Быстро. Времени у нас в обрез.
— Рей, какого черта…
— Просто слушай. Дэн и твой приятель Том, они слишком умные. Джорди тоже. Иногда ум мешает. Дениз в этом смысле подходит больше, но она беременна. Не могу довериться беременной женщине. Так что остаешься только ты, мистер Художник. Мне это не нравится, потому что ты все еще ищешь своего сына, но с ним все кончено. В глубине сердца ты это знаешь. Сына тебе не вернуть.