Увы, первая ошибка сплошь и рядом влечет за собой и последующие. Д’Артаньян пропустил удар, и острие шпаги Атоса вонзилось ему в левое плечо. К счастью, большую часть удара приняла на себя перевязь, и клинок лишь по касательной проник под кожу.
– У него кровь! – воскликнул де Вард.
– Но он, как я вижу, не намерен выйти из боя, – отозвался Атос, наседая.
– Вот именно! – крикнул д’Артаньян, сосредоточив все внимание на клинке противника и не видя ничего более вокруг.
Сверкающая паутина мастерских ударов вновь и вновь сплеталась вокруг него, но д’Артаньян, собрав все свое умение, успешно оборонялся. А там и перешел в наступление. Он вызвал в памяти воспоминание о позорной неудаче в Менге, о презрительной усмешке Атоса, обращенной к нему, распростертому в пыли во дворе, – и это придало нечеловеческие силы. Он словно бы отрешился от всего сущего, в мире больше не было ничего, кроме острого мелькания шпаг – вот только над схваткой сиял еще взгляд огромных синих глаз…
Д’Артаньян нанес удар – и его клинок пронзил правое плечо Атоса. Мушкетер, проворно отступив, перебросил шпагу в левую руку и довольно мастерски пробовал обороняться, но гасконец налетел на него, как вихрь, в свою очередь, сплетая сеть молниеносных ударов.
Не прошло и полминуты, как Атос был вторично ранен, на сей раз в левый бок. Он бледнел на глазах от потери крови, взмахивая шпагой все неувереннее, и д’Артаньян уже пару раз мог бы покончить с ним. Однако ему вновь пришло в голову, что победа над противником вовсе не обязательно должна заключаться в том, чтобы тот свалился у твоих ног бездыханным трупом…
Он задержал руку – и, окончательно измотав противника, выбил у него шпагу тем же отточенным приемом. Атос, шатаясь, опустился в траву. Д’Артаньян не стал наседать на него, требуя громко умолять о пощаде или хотя бы извиниться, – он и так был вполне удовлетворен исходом. Он лишь спросил:
– Полагаю, я могу взять вашу шпагу?
Сидевший в сухой прошлогодней траве Атос кивнул, стараясь сохранять достоинство, насколько это возможно для человека, находящегося в столь невыгодной позе. Портос приблизился, что-то ворча со свирепым и в то же время унылым видом – сочетание, из-за своей несомненной несовместимости немало повеселившее д’Артаньяна.
– Господа, я считаю себя удовлетворенным, – поклонился он весело. – Надеюсь, наша сегодняшняя встреча заставит вас несколько изменить мнение о гасконцах… или, по крайней мере, об одном-единственном гасконце…
– Пожалуй, – слабым голосом отозвался Атос. – Но мы еще встретимся, сударь…
– Вот именно, – подхватил Портос.
– Ничего не имею против, – сказал д’Артаньян. – Вот кстати, передайте привет господину Арамису и скажите, что я преклоняюсь перед его страстью к изящной словесности вообще и к испанским романам в особенности… А теперь, любезный Портос, отведите вашего друга туда, где ему окажут помощь… и накиньте сначала плащ, бога ради, иначе ваша простуда опять обострится…
Ответив ему полным бессильной ярости взглядом, Портос, однако, накинул плащ и, подняв Атоса, повел его в сторону кабачка. Д’Артаньян, подобрав обе шпаги, безмятежно улыбнулся.
– Благодарю вас, сударь, за то, что вызвались мне секундировать, – сказал он графу де Варду.
– Не стоит благодарностей, – ответил тот со всем расположением. – Правда, я охотно поменялся бы с вами ролями, ну да не все еще потеряно… Однако должен вам заметить, д’Артаньян: вы вели себя, как благородный человек, и все же крайне неблагоразумно было с вашей стороны отпускать их живыми.
– Черт побери, я вполне удовлетворен…
– Не сомневаюсь. И все же вы поступили безрассудно. Следовало их прикончить, на что вы имели полное право согласно дуэльному кодексу, и ни один ревнитель чести вас не упрекнул бы…
– Извините, но в этом было бы что-то от палачества, – с негодованием прервал д’Артаньян. Де Вард вздохнул:
– А вы уверены, что они в схожей ситуации пощадили бы вас?
– Не вполне…
– Вот то-то… Вы нажили себе опасных врагов, мой благородный юноша. Собственно говоря, против вас отныне не только Трое Неразлучных…
– Кто, простите?
– О господи, как вы еще несведущи в столичной жизни! Атоса, Портоса и Арамиса давно прозвали Тремя Наразлучными. Арамис непременно был бы с ними сегодня, но он лежит в постели после недавнего удара шпагой…
– Не просто шпагой, – гордо сказал д’Артаньян. – Вот этой самой шпагой… – и он погладил эфес отцовской рапиры.
Вопреки его ожиданиям, граф де Вард не только не поздравил его с победой, он стал еще более озабоченным:
– Ах, так это были вы… Бога ради, не обижайтесь, д’Артаньян, но ситуация еще более усугубляется. Эти люди и без того горой стоят друг за друга, а в особенности теперь, когда вы ухитрились за два поединка нанести поражение всем троим… Против вас отныне не только эта троица, но и вся рота королевских мушкетеров. Можете мне поверить, я знаю нравы этого преторианского легиона… Всякий мушкетер короля отныне будет считать своим долгом свести с вами счеты, помните об этом и не давайте застигнуть себя врасплох. Вы – один в этом городе, у вас нет ни покровителей, ни друзей… если вы только не согласитесь считать меня одним из таковых.
– Охотно, граф, – сказал д’Артаньян. – Вот вам моя рука… А впрочем, у меня уже теперь двое друзей. Вы не знаете, но у меня все же есть хороший друг, маркиз де Пишегрю.
– Пишегрю? – переспросил де Вард с непонятным выражением лица. – Ну что же… Позвольте дать вам еще один совет…
Он замолчал и обернулся, услышав отчаянный топот сапог по сухой земле, покрытой жухлой прошлогодней травой. Д’Артаньян положил было руку на эфес шпаги, но его новый друг не проявлял ни малейшего беспокойства, и гасконец разжал пальцы.
К ним, придерживая шпагу, подбежал очень рослый, широкоплечий дворянин, лишь немногим уступавший в статях Портосу. Поверх камзола на нем красовался плащ гвардейцев кардинала, такой же, как на графе де Варде.
– Что случилось, Каюзак? – обеспокоенно спросил граф.
– Господа, господа! – выкрикнул гвардеец, силясь перевести дыхание. – Вам нужно немедленно отсюда убираться! Кто-то позвал стражников, и они совсем близко…
– Черт возьми, я им покажу, с кем они имеют дело!.. – вскричал д’Артаньян, вновь хватаясь за шпагу.
– Оставьте! – решительным тоном распорядился де Вард. – Где-нибудь на окраине, в сумерках, это еще сошло бы, но средь бела дня, почти в самом центре Парижа… Поверьте, д’Артаньян, вы только навредите себе. Лучше нам всем скрыться, поскольку бежать от стражи – дело для дворянина нисколько не позорное, вполне житейское… Поздно! Поздно!
Со стороны особняка герцога де Ла Тремуйля показалась целая орда лучников королевской стражи, а с противоположной стороны – столь же внушительный отряд их собратьев, сомкнувший вокруг троицы кольцо со сноровкой, свидетельствовавшей о богатом опыте охоты на двуногую дичь. Д’Артаньян, сумрачно глядя исподлобья, пришел к выводу, что всякое сопротивление бесполезно: не столько оттого, что его убедили увещевания де Варда, сколько от осознания того простого факта, что противник превосходил количеством многократно, и не в человеческих силах одолеть такую ораву. Ну, а сложить голову в безнадежном бою с презренными альгвазилами [5] было бы величайшей глупостью, на которую и гасконец не способен…