Конь был того же цвета, что и глина на берегах Белой Лошади, с черной гривой, хвостом и черными же чулками на ногах. Узда и поводья, похоже, были сплетены из болотной травы, да и пахло от них болотом. Конь выгнул шею дугой, ударил копытом землю, и Зип только тогда обратил внимание на всадника, который тем временем уже перекинул ногу через седло.
Зип не помнил, как вскочил на ноги. Он видел лишь резкое движение, с которым воин соскочил на землю, его плащ, темный, словно предрассветное небо, и шлем, украшенный гребнем из перьев. Гребень слегка качнулся вперед, и всадник произнес:
— Что тут происходит?
— Э-э… я просто пытаюсь сложить эти камни в надлежащем порядке. — Зип не глядя махнул рукой в сторону рассыпавшегося алтаря, пытаясь при этом заслонить ,его своим телом.
Воин медленно повернул увенчанную шлемом голову. Забрало шлема было опущено. Его доспехи были коричневыми — не то бронзовыми, не то кожаными, а может, комбинированными, — Зип не мог разобрать. Тем не менее доспехи выдавали во всаднике профессионального воина: наручи на обнаженных предплечьях, панцирь, поножи… все было отличного качества. На поясе у всадника висел длинный меч. Как заметил Зип, к седлу были приторочены два щита, большой и малый, лук и колчан. В руке незнакомец держал копье.
Не произнеся больше ни слова, незнакомец двинулся к Зипу, опираясь на копье, как на посох, его древко на каждом шагу на дюйм погружалось в землю. Когда это безликое привидение почти поравнялось с Зипом и тот всерьез задумался, а есть ли за этим забралом глаза, незнакомец наконец произнес:
— Я знаю, в чем твоя трудность.
Незнакомец прошел мимо Зипа — тот невольно поморщился, уловив исходящий от всадника солоноватый запах болота, и направился к груде камней.
— Нет, не надо! Пожалуйста! К ним никто не должен прикасаться… — Зип непроизвольно попытался преградить дорогу вооруженному незнакомцу. Лошадь позади яростно заржала и забила копытами.
Зип прикрыл голову руками и бросился на землю: лошадь неслась прямо на него.
Незнакомец медленно повернулся и поднял свое копье. Лошадь тут же застыла как вкопанная, опустила голову и зафыркала.
Зип поспешно встал.
— Послушайте, я говорю правду, к этим камням никто не должен прикасаться…
Незнакомец неспешно качнул головой, и из-под забрала глухо донеслось:
— Этот первый.
Он указал на один из камней, потом, заметив, что Зип лишь изумленно глазеет на него, повелительно качнул копьем.
— Вот этот. Бери.
Зип вдруг обнаружил, что держит в руках камень. Потом взял другой, — тот, на который указало копье. И еще один. И еще. Зип работал, повинуясь указаниям копья, до тех пор, пока небо не стало ало-золотым. Тяжело дыша, Зип поднял последний камень.
Он нерешительно замер над почти завершенной работой, боясь положить замковый камень, — ему казалось, что тот снова рухнет, увлекая за собой остальные. У Зипа невольно вырвалось:
— Ты уверен?
Незнакомец утвердительно качнул головой и повелительно указал копьем на алтарь.
Зип положил последний камень поверх остальных. С камня сорвалась искра и впилась ему в ладонь. Потом жгучая боль перетекла в запястье.
Зип отшатнулся и краем глаза заметил, что камни алтаря внезапно сделались яркими, словно их охватило пламя. Зип заслонил глаза рукой, защищая их от ослепительной вспышки. «Шуточки рассвета», — сказал он себе, когда открыл глаза и увидел, что алтарь находится на прежнем месте, и на нем нет ни огня, и ни малейших следов копоти.
Он стоял! Грубый каменный улей, такой же крепкий, как и храмовая стена, в тени которой он притулился. Наконец-то получилось! На Зипа нахлынула волна облегчения. Прежде чем успел осознать, что делает, он упал на колени и попытался заглянуть в отверстие в алтаре, чтобы узнать — там ли бог?
Он действительно увидел что-то красное, нетерпеливо мерцающее в долгожданной темноте. Зип прикоснулся к камням: они были холодными.
Зип потрогал один из камней. Тот не шелохнулся. Толкнул второй. Тот же эффект. Зип счастливо рассмеялся. Прижался щекой к холодному камню. Теперь он знал, что вспышка, причинившая ему боль, была чем-то сродни холодному огню светлячка, а все прочее было иллюзией, мгновением пробуждения мечты.
Бог не гневался на него! Он поселился в храме, который построил для него Зип!
Зип радостно завопил что-то нечленораздельное и только после этого вспомнил о вооруженном незнакомце. Он обернулся, широко раскинув руки, чтобы поблагодарить незнакомца, но рядом никого не было. Никого. Ни человека в доспехах. Ни лошади с чепраком из шкуры пантеры.
Ничего. Только дневной свет, заполнивший переулок, куда заказан вход любому илсигу, даже Зипу, офицеру милиции города Санктуария.
— Я должен идти, господин, но я вернусь, — пробормотал Зип и в последний раз перед тем, как уйти, погладил камни алтаря. — Я вернусь.
Чалая лошадь Камы умчалась в ночь. Она каким-то образом ухитрилась избавиться от сбруи и удрать. Крит был уверен, что кто-то забрался в сарай и украл кобылу, но Кама покачала головой:
— Она постоянно откалывает такие номера. Я не знаю двери, которой эта скотина не могла бы открыть, и узла, который не смогла бы разжевать. Она где-нибудь у казарм пасынков, попомни мое слово.
На этом и разговоры о чалой, и попытки Камы подбодрить Крита закончились. Казармы пасынков больше не существовало — их осталось слишком мало, и никто из оставшихся не жил в казармах. Слишком уж там стало пусто и неуютно. Из них устроили склад для снаряжения и конюшню для лошадей. А еще там жил Крит, если не ночевал в доме у Развалин; Страт же… Страт жил там, где жил. Рэндал, которого тоже можно было причислить к пасынкам, жил в Гильдии магов, а сама Кама предпочитала постели любовников — пусть даже случайных, — одиночеству в обществе невеселых воспоминаний.
— Пойду, поищу ее, — неубедительно промямлила Кама. — Тебе все равно пора на службу. Ну что, встретимся сего… попозже?
— Меня устроит «сегодня», — мягко сказал Крит, а потом добавил уже с большей страстностью:
— Если хочешь, давай объединимся против Ишад. Я не могу допустить, чтобы Страт пропал. Я хочу вытащить его из этого дерьма.
— Почему?
Когда они вернулись на сторожевой пост, чтобы написать рапорт, Страт уже ждал их там, переполненный предостережениями от Ишад и искренним интересом. Но Крит не пошел на откровенность. И не позволил Страту сделать первый шаг к примирению.
— Она сказала, — начал Страт (в разговорах он никогда не называл Ишад по имени. Просто «она»), — что из этого дома может истечь такое количество неприятностей, с которым вам будет не под силу справиться. Оставьте это дело нам, идет?
Крит молча посмотрел на Страта. Обычно человека, на которого был обращен подобный взгляд, тут же охватывало желание провалиться сквозь землю. Кама очень надеялась, что Крит промолчит, но тот после долгой паузы произнес: