– Тогда позволь мне прийти в твою комнату после ужина.
– Нет.
– Почему? – мягко спросил он.
– Я уже говорила: я здесь не для этого.
– Но ты ведь свободная, независимая женщина, – в его голосе звучала издевка. – Если ты смогла справиться в Андах с двумя сотнями мужчин, уверен, что ты сможешь сладить со мной одним в куда более цивилизованных условиях.
– Конечно, смогу. Только мне почему-то не хочется.
– Я совершенно обескуражен. Хорошо, попробуем подойти с другой стороны. Ты хочешь знать, где твоя мать, так?
– Ты знаешь, что хочу.
– Тогда давай заключим сделку. Ты подаришь мне час в постели, а я скажу тебе, где Лола. – Он подбодрил ее улыбкой. – Один час, Дамита. Я ведь не прошу большего. И даже обещаю не делать того, чего ты сама не пожелаешь. Ты сможешь остановить меня в любой момент. Будешь полностью контролировать ситуацию.
Час с Кэмом в огромной кровати в комнате наверху. Ее тело обдало жаром при мысли об этом, и она с усилием глотнула, потому что горло вдруг сжалось.
– Ты же раньше обещал мне сказать.
– Но не сразу, ты слишком нетерпелива, дорогая моя. Прежде чем я уйду сегодня вечером из твоей комнаты, ты узнаешь то, что хочешь узнать. Соблазнительно?
Да, соблазнительно. Возбуждение поднималось горячей волной, лишая Дамиту способности здраво рассуждать. Она узнает наконец, где ее мать. Всего-то и нужно для этого – позволить Кэму касаться ее, делать с ней то, чего так жаждет и ее собственное тело.
– Я не шлюха. Я не продаюсь, – неожиданно сказала она, – даже за такую цену.
Глаза Кэма лукаво блеснули.
– Это я продаюсь. Ты можешь ограничить меня одним целомудренным поцелуем в щечку, если тебе так будет угодно. Это просто сделка, Дамита. Я не возьму ничего, что ты сама не захочешь дать. – Его голос стал бархатисто-мягким. – Ведь я люблю тебя.
– Это неправда. Ты не можешь…
– Могу, – прервал ее Кэм. – По рукам?
Дамита застыла. Она неожиданно поняла, что хочет провести с ним час, хотя сознание этого странным образом будило в ней панику.
– Ты будешь подчиняться мне?
– Абсолютно.
Она перевела дыхание и кивнула:
– Хорошо. Один час.
Кэм тепло улыбнулся.
– Ты не будешь сожалеть об этом.
– Я уже сожалею. – Она облизнула губы. – Я не уверена, что это вполне разумный поступок.
– А я уверен, – мягко сказал он и повторил: – Ты не пожалеешь, Дамита.
Она увидела, как забилась жилка на его виске, когда он перевел взгляд с ее лица на шею и грудь.
– И еще я уверен, что этот ужин не затянется надолго. Я не способен сейчас чувствовать вкус даже самого изысканного блюда. Я представляю, как красивы твои груди, как твои соски твердеют, когда я смотрю на них. Я думаю…
– Замолчи. – Ее голос показался ей самой неестественным, сдавленным. – Не сейчас.
– Но почему? Я хочу, чтобы ты знала: каждый раз, когда я смотрю на тебя, я представляю, как ты лежишь на кровати обнаженная. – Темный румянец покрывал его щеки, губы казались налитыми чувственностью – И я буду там с тобою рядом. Могу касаться тебя, дотронуться до…
– Я вам не помешаю? – Дэймон Эль Карим, широко улыбаясь, стоял в дверях. – Уверен, что помешаю, но ничего не попишешь. После двухчасового разговора с этими идиотами я не в состоянии сейчас вежливо удалиться отсюда. Ощущаю потребность для контраста поговорить с людьми цивилизованными. – Он прошел к стулу во главе стола, и тут же появился слуга, который налил ему вина. Дэймон поднес бокал к губам. – Они ведут себя, как поссорившиеся дети. Боже, я так устал от них!
Кэм неохотно оторвал взгляд от Дамиты.
– Это ты сейчас так говоришь. А на следующей неделе я услышу от тебя, как далеко они продвинулись за год. Ты же любишь их.
– Они – мой народ, моя семья, – промолвил Дэймон сухо. – Но это не исключает того, что мне хочется сломать их прямые шеи, когда они делают глупости.
– О чем был спор? – поинтересовалась Дамита.
– Из-за женщины, – Дэймон поднял бокал в шутливом тосте. – Корень всех раздоров.
– А я думала, все раздоры из-за денег, – отпарировала Дамита. – Ты всегда вмешиваешься в личные споры?
– Это одна из моих обязанностей. Я для них – последняя судебная инстанция. – Дэймон пожал плечами. – Мне надо было решить, кто из мужчин возьмет женщину в жены.
– А она должна подчиниться твоему решению? – недоверчиво спросила Дамита.
– А у нее нет другого выхода, – равнодушно сказал Дэймон. – Она была помолвлена, но спала с другим мужчиной. Она должна выйти замуж за одного из них, иначе на ее родителей падет позор. Они будут вынуждены выгнать ее из своего шатра, и ей придется или стать проституткой для всего стана, или быть изгнанной из племени.
– Но это нечестно! – воскликнула Дамита. – Ты не можешь прекратить это?
– Я пытаюсь, черт возьми, – резко сказал Дэймон. – Думаешь, мне нравится быть этаким богом? Я ненавижу это. Но только человек, обладающий абсолютной властью, имеет право посягать на традиции, что я и пытаюсь делать. Два года назад вопрос о судьбе этой девушки даже не возник бы. Мужчинам не пришлось бы выбирать, кто из них будет обладать ею. Ее просто обрекли бы на смерть, бросив одну в пустыне, когда племя снимется с места.
– Это немыслимо. Просто дико!
– Да, они дикий народ. – Дэймон одним глотком выпил вино до дна. – И останутся дикими, если мне не удастся вбить хоть немного здравого смысла в тупые головы этих проклятых вождей.
Кэм рассмеялся.
Дэймон бросил на него сердитый взгляд, а потом робко улыбнулся.
– Тебе прекрасно известно, что сам я тоже дикарь, но все же пытаюсь стать более цивилизованным.
Глаза Кэма блеснули.
– Когда не рвешься лупить кого-то по голове.
– Принимаю твою оговорку. – Дэймон поставил бокал на стол, и слуга вновь наполнил его. – Но я устал от всех этих неприятностей. Расскажи-ка мне лучше, что происходит в Марасефе.
– Все как обычно. – Кэм начал рассказывать о званом вечере во дворце, где он побывал на прошлой неделе.
Дамита откинулась на спинку стула, задумчиво глядя на обоих мужчин. Между ними, очевидно, существовала тесная связь, но при этом – никакого сходства. Кэм был цивилизован, остроумен, очарователен и излучал почти ощутимое тепло. Но у них явно было что-то общее, чего Дамита никак не могла уловить. Взгляд Кэма остановился на ее лице, и у нее перехватило дыхание. И тут Дамита поняла: чувственность – вот что у них общее. Оба – и Кэм, и Дэймон – были сильными, мужественными и невероятно чувственными.