Дэниел закрыл за собой дверь и усадил Зайлу за длинный туалетный столик. Сам же он опустился на колени у блестящих кранов и открыл их на полную мощность. Клубы пара вились вокруг него, а он сидел, старательно отворачиваясь от нее и не сводя глаз с льющейся воды.
— Это займет не больше минуты.
— Но я собиралась принять душ.
— Ванна лучше. Иначе мне бы пришлось зайти в кабинку с тобой. Вдвоем там было бы слишком тесно.
Зайла представила себе это, и горло ее сжалось.
— Наверное, ты прав. В ванне я могу искупаться сама.
— И не думай. — Дэниел взял с подноса маленький хрустальный флакон с розовой жидкостью, плеснул в ванну, и вода рассыпалась миллионами пузырьков. — Я тебе помогу. Я хочу быть уверенным, что с тобой все в порядке.
— Зачем так много пены? Ты, по-моему, перестарался.
Он продолжал лить жидкость в пенящуюся воду.
— Вот тут ты не права, — мрачно заметил он. — Сейчас для нас чем больше пузырьков, тем лучше. — Он поставил пустой флакон рядом, проверил температуру воды, закрыл краны и легко поднялся на ноги. — Давай, иди сюда, и покончим со спорами.
Подняв ее, он расстегнул верхнюю пуговку пеньюара с видом полного безразличия.
Зайла почувствовала легкий озноб, вызванный отнюдь не холодом, когда он снял с нее прозрачную одежду и взял ее на руки. Он выглядел отстраненным и равнодушным! Она никогда не думала, что Дэниел может быть таким холодным.
— Тебе нечего беспокоиться. Когда я буду в ванне, я сама…
— Зайла, — процедил Дэниел сквозь зубы. — Замолчи.
Он осторожно опустил ее в гору пены. Она чихнула.
— Я же говорила, что ты перестарался. Я просто утопаю в пене.
Дэниел выпрямился, сбросил с ног сандалии и оценивающе посмотрел на нее. Это была правда. Зайла сидела в пене по самый подбородок, даже дюйма ее красивого тела не было видно. Дэниел почувствовал, как напряжение понемногу его отпускает.
— А мне так очень нравится, — широко улыбнулся он. — Просто замечательно!
Зайла опять чихнула.
— Пожалуйста, выпусти часть воды.
— Ничего подобного. Ты будешь здесь недолго. — Он уселся на верхнюю ступеньку, ведущую в ванну, и бросил ей губку и мыло. — Иди сюда и сядь ко мне спиной. Пока ты будешь мыться, я вымою твои волосы. Договорились?
— Договорились, — радостно сказала она, располагаясь на ступеньке между его колен. Должно быть, ей только показалось. Теперь в Дэниеле не было ничего сурового или холодного. — У меня нет выбора, если я хочу выбраться отсюда раньше, чем меня поглотят эти пузырьки.
— Откинься назад. Надо намочить волосы. — Дэниел неторопливо лил шампунь на ее волосы, играя с ее волосами, делая из них рожки и завитушки. — А из тебя бы вышла отличная светская дама восемнадцатого века. Тебе бы пошли огромные белые парики.
— Рада, что ты так думаешь. — Зайла с наслаждением проводила губкой по шее и плечам. — У тебя прямо какая-то страсть к пене, разве не так? Тебе придется теперь долго споласкивать мои волосы. Готова поспорить, что в детстве ты часами плескался в ванне со своими игрушками.
— В детском приюте нам разрешалось мыться в душе ровно семь минут. Ванн вообще не было. А тем более игрушек, — сказал Дэниел самым обыденным тоном, не переставая нежно втирать шампунь в волосы. — Для такой оравы сорванцов это считалось ненужным.
Зайла почувствовала, как на глазах выступают слезы, и постаралась скрыть их.
— А ты и вправду был таким сорванцом, каким тебя считали?
— Еще бы, — ответил Дэниел, пожимая плечами. — От меня вся школа стонала. А потом я решил вступить в армию, чтобы повидать мир. — Его руки на мгновение замерли. — Единственная страна, которую я тогда увидел, был Вьетнам, и мне, надо сказать, там не очень понравилось. — Он возобновил свои движения, но теперь они были совсем медленными, словно он погрузился в воспоминания. — И я научился выживать в этом мире. Я всегда оказывался уцелевшим. У меня был какой-то особый талант — талант приспосабливаться к ситуации и заставлять ее работать на меня. — Он отвел от нее руки, и голос его вдруг прозвучал резко. — Я заставлял эти ситуации работать на меня, и очень многие люди могли бы осудить меня за эти методы. Я не собираюсь себя оправдывать. Я жил жестокой жизнью, потому что это был единственный способ вообще выжить.
— Ты ощетинился, словно на тебя нападают, — мягко сказала Зайла. — Но сейчас это незачем. Я понимаю тебя. Что бы ты ни делал, я знаю, это было ради того, чтобы выжить. — Она глубоко вздохнула. — Я хорошо знаю, что такое борьба за выживание.
— Правда? — Его голос прозвучал странно сдавленно. — Хотя да, думаю, что так. — Между ними повисла короткая напряженная тишина, пока Дэниел не нарушил ее нарочито легким тоном. — Ты действительно много пережила, даже в последнее дни: Хасан, скорпионы, да и я сам. Я бы сказал, что после этого тебя вполне можно назвать экспертом по экстремальным ситуациям. — Он быстро встал. — Почему бы нам не посмотреть, как хорошо ты справишься… — Его голос понизился до таинственного шепота, — …С такой массой страшных мыльных пузырьков. Давай сполосни волосы под краном, пока я найду полотенце. — Он обошел ванну и подошел к шкафчику у душа.
Как он долго возится, удивленно думала Зайла, смывая пену. Стоя к ней спиной, Дэниел перебирал стопку махровых полотенец.
— Дэниел, я уже готова.
— Прекрасно, теперь дело за мной. Готов ли я, вот в чем вопрос, — пробормотал Дэниел себе под нос, выдергивая большое белое полотенце из лежащей перед ним стопки. С напряженным лицом он пошел к Зайле, разворачивая полотенце. Она начала было подниматься, но не успела даже встать, как он набросил на нее махровую простыню и вытащил из ванны. В том интенсивном растирании, которое он ей устроил, не было ничего чувственного. Закончив, он обернул полотенце вокруг нее до подмышек. Затем другим полотенцем так же бесстрастно вытер ей волосы, после чего намотал его на голову в виде тюрбана. Закончив, он поднял Зайлу на руки и понес в спальню.
— Я знаю, как это утомительно, — с раскаянием сказала она. — Обещаю, тебе не придется больше этого делать. Я уверена, что завтра смогу все сделать сама.
— И заставишь меня сходить с ума от беспокойства? — Дэниел уложил ее в постель, накрыл атласной простыней. — Но ты права, мы должны придумать что-то другое. Я не могу проходить через это каждый день. Я не приспособлен быть горничной.
Дурацкие слезы опять застилали ей глаза. Он явно ее отвергает, но почему?
— Ну что же, ты прекрасно справился на этот раз, пусть даже тебе и не понравилось. Ты был очень добр ко мне. — Зайла попыталась улыбнуться.
— Я справился отвратительно, — резко ответил он. — И во мне нет ничего доброго. Я сказал тебе, что я умею выживать. — Он провел рукой по волосам. — Но не думаю, что смог бы пережить еще одно такое испытание. Мне надо будет поговорить с Филипом, чтобы он все-таки нашел тебе горничную, пока ты не поправишься.