– Еще рано, – низким голосом проговорил он. – Я, черт побери, пытаюсь быть романтичным.
Мэлори подняла глаза. Его лицо покраснело, губы набухли от чувственности.
– Зачем?
– Потому что ты этого заслуживаешь. Потому что мне хочется, чтобы ты смотрела на меня так же, как на того артиста, что был твоим партнером в последней сцене.
– То была игра.
– А мне нужно по-настоящему, – категоричным тоном заявил он. – Мне нужно все без остатка. Мэлори не удержалась от смеха:
– И ты полагаешь, что сможешь получить это с помощью подобных романтичных декораций?
– А разве нет? – нахмурился Сэбин.
– Нет, – покачала она головой. – Скажи мне, ради Бога, какая женщина выберет жалкого лорда Фаунтлероя, если может заполучить шейха!
– А я полагал, что большинство женщин в наши дни предпочитают рафинированный подход. – Он замер на середине танцевальной площадки. – Ты хочешь сказать, что я больше нравлюсь тебе таким, какой я есть?
Губ Мэлори коснулась улыбка.
– Острые углы, – проговорила она, – тоже могут… возбуждать.
Он тоже улыбнулся и привлек Мэлори ближе к себе.
– Слава Всевышнему! В таком случае могу тебе сказать, что твой голос, когда ты поешь, напоминает мне тот день, когда я увидел первую запись с тех видеокассет.
Вспомнив эротические видеозаписи с ее участием, Мэлори помрачнела:
– Правда? Сэбин кивнул.
– Твой голос словно окутывает меня, влечет к себе. – Его руки легли на ягодицы Мэлори, и он снова стал двигаться в танце. – Он ласкает меня.
Мэлори ощутила покалывание между бедрами. Его руки были тяжелыми и горячими, а каждое танцевальное движение ощущалось, как эротическая ласка.
– А Хенделу не очень понравилось, как я пою.
– Любой мужчина скажет ему, что он не прав. – Руки Сэбина гладили ее по спине, одновременно расстегивая пуговицы на платье. – Я вообще могу похоронить этот фильм, как поступил Говард Хьюз со «Вне закона».
– Ты этого не сделаешь, – прошептала она. Ее груди напряглись под тонкой тканью платья, и она чувствовала, как в ответ на ласки его рук начинают твердеть ее соски. – Не сделаешь, правда ведь?
– Конечно, не сделаю. – Он потянул платье вниз, и плечи женщины обнажились. – Хотя бы из-за того, что, сделав это, я потеряю тебя. Ты попросту поправишь шляпку, повернешься и уйдешь. Так же, как со временем сделаешь ты, грустно подумала Мэлори. Но не сейчас. Не сегодня. Эта мысль заставила ее испытать лихорадочное возбуждение. Она отступила от Сэбина, стянула платье на талию, а затем и вовсе избавилась от него, оставив лежать скомканной грудой на полу.
– На мне нет шляпки.
Взгляд Сэбина блуждал по ее обнаженной груди.
– На тебе вообще мало что есть. Мне с трудом верится, что такой была мода в сороковые годы. Впрочем, я не в претензии.
Он наклонил голову и приблизился к груди Мэлори. Женщина вскрикнула и выгнулась дугой, когда его зубы нежно сомкнулись на ее соске. По всему ее телу пробежал огонь, мышцы живота напряглись.
– Сэбин…
Он поднял голову и улыбнулся.
– Острые углы, говоришь? Я покажу тебе, что значит «острые углы». – Сэбин поднял Мэлори и посадил ее на стол. – Я – настоящая скала, состоящая из одних острых углов. – Отступив на шаг и не сводя глаз с Мэлори, он снял свой серый пиджак, галстук и рубашку. – Снимай все, что на тебе осталось. – Она растерянно смотрела на мужчину. – Ну же! Здесь нет ни камеры, ни Бена. Только я. Сделай это для меня.
Мэлори продолжала внимательно смотреть на Сэбина и тут поняла, что ему это действительно необходимо. Ведь он рассказывал ей, какую ревность, какие муки испытывал, просматривая те проклятые пленки.
– Только для тебя, – сказала она и, нагнувшись, расстегнула застежку, державшую чулок на левом бедре.
Теперь все было иначе.
Когда ее снимал Бен, она изображала соблазнительницу, сейчас она не играла. Каждая клеточка ее тела была заряжена непреодолимым желанием и возбуждением – таким сильным, что оно рвалось наружу из всех пор. Медленными движениями она избавилась от остававшегося на ней шелкового белья. Тяжелый, жаркий взгляд Сэбина сопровождал каждое ее движение, его тело напрягалось все сильнее. Мэлори чувствовала, что под действием этого взгляда тяжелеют ее груди, становится прерывистым дыхание. Закончив раздеваться, с пылающими щеками, она села на стол и посмотрела на Сэбина.
– Ложись, – велел он. Голос его шел из самых недр тела, дрожащие руки расстегивали пояс. Глаза Мэлори удивленно расширились.
– На столе? Но здесь же нет места!
Он сделал три шага по направлению к столу и одним движением сбросил на пол стоявшие на нем вазу и свечу.
– Теперь есть. – Сэбин расстегнул ее заколку, и волосы рассыпались по спине Мэлори. – Ложись, любовь моя.
Не отрывая взгляда от ее лица, он осторожно опустил Мэлори спиной на маленький круглый столик, отчего ее роскошные волосы шелковым пологом свесились почти до самого пола. Ее ягодицы оказались на самом краю стола.
– Здесь слишком тесно, – прошептала она. Сэбин покачал головой и положил ее руку себе на грудь.
– Все будет хорошо, вот увидишь. Затем он широко раздвинул ее ноги.
– А теперь лежи, не двигаясь, – хрипло проговорил он. – Я хочу смотреть на тебя, пока буду раздеваться.
Сэбин отошел в сторону, так, чтобы она его не видела, и до слуха Мэлори донеслось шуршание его одежды. Сердце отчаянно забилось в ее груди, мышцы сжались так, что их напряжение стало невыносимым. Сейчас она видела только лопасти вентилятора, вращающиеся под потолком, и ощущала жаркий свет юпитеров, направленных на ее тело. В этом было что-то невероятно эротичное – лежать на столе обнаженной, знать, что на тебя устремлен горячий взгляд Сэбина, и не видеть его самого. Волосы, спадавшие до пола, были как путы, привязавшие ее к его наслаждению. И к ее собственному. Мэлори начала бить дрожь.
– Сэбин, – беспомощно позвала она.
– Сейчас. – Где-то в стороне от себя она услышала глухой стук отброшенных им ботинок и его глухой волнующий голос, который произнес:
– Думай об этом. Представляй, как это будет. Как ты почувствуешь меня, как хорошо нам будет вместе.
Челюсти Мэлори непроизвольно сжались, в недрах ее тела зародился низкий стон. Она дернулась на столе и тут же услышала его судорожный вдох.
– О Боже! Если бы ты только знала, как ты сейчас выглядишь!
– Сэбин! – позвала она.
– Ш-ш-ш, я здесь.
Обнаженный, он уже возвышался прямо над ней. Его грудная клетка вздымалась и опадала от судорожного дыхания. Мышцы на животе и бедрах были напряжены, возвещая о непреодолимом желании. Ей хотелось протянуть руку и пробежать пальцами по треугольнику курчавых волос на его груди. Ей хотелось хотя бы прикоснуться к нему.