– Я Сэмюэл Вейзак, врач этого молодого человека.
Атмосфера слегка разрядилась.
– Джонни, как вы себя чувствуете? – спросил Вейзак. Был ранний вечер, и загоревшаяся кухня Эйлин Мэгоун промелькнула сейчас далеким и незначительным видением, лишь тенью воспоминания.
– Вполне прилично, – ответил он.
– Так что вы хотите сказать? – крикнул один из репортеров.
– Ну, – сказал Джонни, – в общем, так. Мой физиотерапевт – женщина по имени Эйлин Мэгоун. Очень милая женщина, она помогла мне восстановить силы. Видите ли, я попал в аварию… и… – Одна из телекамер надвинулась, вперившись прямо в него, и на какое-то мгновение он замялся. – И здорово ослаб. Мускулы как бы отказали. Сегодня утром мы были в физиотерапевтическом кабинете, процедуры уже заканчивались, и тут я почувствовал, что ее дом горит. То есть, если быть более точным… – Боже, ты говоришь как кретин! – Я почувствовал, что она забыла выключить плиту и что занавески в кухне вот-вот загорятся. Тогда мы пошли и вызвали пожарную команду, вот и все.
На какое-то мгновение воцарилась тишина, пока репортеры переваривали сказанное. Я что-то почувствовал, вот и все, – а затем вновь посыпался град вопросов, и в шуме голосов уже ничего нельзя было разобрать. Джонни беспомощно оглянулся, он ощущал себя одиноким и очень уязвимым.
– Давайте по очереди! – закричал Вейзак. – Поднимайте руки! Вы что, в школе никогда не учились?
Поднялись руки, и Джонни указал на Дэвида Брайта.
– Можете ли вы назвать это экстрасенсорным опытом, Джонни?
– Я бы назвал это предчувствием, – ответил Джонни. – Я как раз кончил делать приседания. Мисс Мэгоун подала мне руку, чтобы помочь встать, и я уже все знал.
Он указал на следующего.
– Мел Аллен, портлендская «Санди телеграм», мистер Смит. Это было похоже на картинку? Мысленное изображение?
– Нет, совсем нет, – сказал Джонни, хотя уже не мог вспомнить, как все было на самом деле.
– С вами такое случалось прежде, Джонни? – спросила молодая женщина в брючном костюме.
– Да, несколько раз.
– Можете рассказать нам о других случаях?
– Нет, пожалуй, нет.
Один из телерепортеров поднял руку, и Джонни кивнул ему.
– Бывали ли у вас подобные прозрения до несчастного случая и последовавшей за ним комой, мистер Смит?
Джонни заколебался.
Все вокруг замерло. Телевизионные юпитеры жарко светили ему в лицо, подобно тропическому солнцу.
– Нет, – сказал он.
Снова посыпался град вопросов, и Джонни беспомощно посмотрел на Вейзака.
– Хватит! Хватит! – закричал тот. Когда шум утих, он взглянул на Джонни. – Вы устали, Джонни?
– Я отвечу еще на два вопроса, – сказал Джонни. – А затем… На самом деле… у меня был трудный день… да, мадам?
Он показал на полную женщину, которая протиснулась между двумя молодыми репортерами.
– Мистер Смит, – спросила она громким, зычным голосом, будто идущим из трубы, – кто будет выдвинут в президенты от демократов в будущем году?
– Этого я вам сказать не могу, – ответил Джонни, искренне удивленный таким вопросом. – Откуда мне знать?
Снова поднялись руки. Джонни указал на высокого мужчину в темном костюме с лицом трезвенника. Тот сделал шаг вперед. В его облике было что-то чопорное и змеиное.
– Мистер Смит, я Роджер Дюссо из льюистонской «Сан», и мне бы хотелось знать, представляете ли вы себе, почему именно у вас открылся такой исключительный дар… если конечно, конечно, он у вас действительно открылся. Почему у вас, мистер Смит?
Джонни откашлялся, прочищая горло.
– Если я правильно понял… вы просите, чтобы я обосновал нечто такое, чего не понимаю сам. Я не могу этого сделать.
– Не обосновать, мистер Смит. Просто объяснить.
Он думает, что я их дурачу. Или пытаюсь дурачить.
Вейзак подошел к Джонни.
– Быть может, я отвечу на ваш вопрос, – сказал он. – Или по крайней мере объясню, почему на него нельзя ответить.
– А вы что – тоже ясновидящий? – холодно спросил Дюссо.
– Да, как все неврологи. Нам без этого нельзя, – сказал Вейзак. Раздался взрыв смеха, и Дюссо покраснел.
– Леди и джентльмены, представители прессы. Этот человек провел четыре с половиной года в коматозном состоянии. Мы, изучающие человеческий мозг, не имеем ни малейшего представления о том, почему Джон оказался в этом состоянии или почему из него вышел, и все по одной причине: мы не понимаем сути такого явления, как не понимаем и что такое сон или простой акт пробуждения. Леди и джентльмены, мы почти ничего не знаем даже о мозге лягушки или муравья. Можете меня цитировать… видите, я ничего не боюсь… так?
Снова смех. Вейзак им нравился. Но Дюссо не смеялся.
– Вы можете также меня цитировать, когда я говорю, что этот человек стал обладать совершенно новой или очень старой человеческой способностью. Почему? Если я и мои коллеги почти ничего не знаем даже о мозге муравья, как я отвечу почему? Могу, однако, обратить ваше внимание на некоторые интересные моменты, которые, впрочем, необязательно должны иметь какое-то значение. Один участок мозга у Джона Смита, правда, очень маленький, полностью поврежден… но для мозга все участки важны. Джон называет его «мертвой зоной», а там, по всей видимости, находится ряд элементов памяти. Все уничтоженные воспоминания, очевидно, были частью определенной «подгруппы» – туда входили названия улиц, проездов, дорожные знаки. Эта подгруппа составляет часть группы понятий, определяющих расположение предметов на местности. Небольшая, но полная афазия, судя по всему, затронула как языковые, так и зрительные способности Джона Смита.
В порядке компенсации другой крошечный участок его мозга, по-видимому, проснулся. Он расположен в районе темени. Это один из наиболее сложных участков «передового», или «думающего», мозга. Посылаемые им электрические импульсы совсем не такие, какими должны быть, правильно? И еще. Теменной участок имеет какое-то отношение к осязанию – в какой степени, сказать трудно – и расположен весьма близко к той части мозга, которая определяет и отождествляет различные формы и структуры. Так вот, по моим наблюдениям, «озарения» у Джона всегда вызываются предварительным контактом.
Тишина. Репортеры судорожно записывают. Телевизионные камеры, которые было придвинулись, чтобы показать крупным планом Вейзака, сейчас отъехали, чтобы в кадр вошел и Джонни.