Манди взяла Блисс за руку и повела к креслу.
– Присядь, солнышко, – сказала она. – И подожди минутку. Я принесу тебе чашечку свежего чая. Ты будешь пить его – и рассказывать своей старой Манди все, как было.
Пока Манди ходила за чаем, Блисс попыталась привести в порядок свои мысли. Когда старая нянька вернулась, неся на подносе две дымящиеся чашки, она решила, что скрывать что бы то ни было от Манди бессмысленно. Кончилось тем, что Блисс рассказала все.
Когда она закончила, Манди покачала своей седой головой и сочувственно прищелкнула языком.
– Напрасно ты с самого начала не рассказала обо всем своему мужу, солнышко. Ведь он у тебя из тех, кто может постоять за себя. Но что сделано, то сделано, этого уже не вернешь. Зато теперь нельзя терять ни минуты. Он не должен думать понапрасну о том, что ты его обманула. Если он любит тебя – а он любит тебя, я знаю – он выслушает все, что ты захочешь ему сказать. И все опять будет хорошо.
– Отличный совет, Манди, но... Ведь Гай сможет выслушать меня только тогда, когда вернется. А когда он вернется и где он сейчас – я не знаю.
– Он скоро вернется, солнышко, поверь мне.
К исходу третьего дня Гай почувствовал, что адский жар опалявший его душу, немного остыл. Он понял, что уже может встретиться с Блисе и у него не возникнет при этом желания ударить ее.
Свою первую ночь после ухода из дома Гай провел в каретном сарае – совсем как в те давние годы, когда он работал конюхом у Клода Гренвиля. На следующий день он навестил братьев Лафитт в надежде, что они предложат ему остановиться у них. Однако съездил он попусту: братьев не оказалось дома. От любовницы Пьера Гай узнал, что они уехали на Баратарию за драгоценностями для своего нелегального аукциона, которые хранились в надежном месте, укрытом среди топких болот.
Поняв, что братьев ему сейчас не найти, Гай снял» меблированную комнату и провел следующие две ночи там, размышляя до утра о странностях характера Блисс. Наконец Гая посетила здравая мысль – он начал жалеть о том, что отказался тогда выслушать жену. А вдруг в самом деле существует какое-то другое объяснение тому, что произошло в ту злополучную ночь?
Гнев окончательно покинул Гая, и на смену ему пришли раздумья. Правда, были эти раздумья хотя и спокойными, но невеселыми. Единственное, что обнадеживало Гая, – его собственная реакция на ту ночную сцену, когда он подумал, что злейшему врагу, Фолку, снова удалось разрушить хрупкий мирок, который он выстроил для себе и для своей семьи. В прежние времена пират, живший в Гае и погубивший на своем веку немало жизней, не задумываясь, перегрыз бы Фолку глотку. Однако Фолк был до сих пор жив – и это лучше всяких слов говорило о том, что Гай окончательно покончил с прошлым и начал новую жизнь.
Затем Гай принялся осуждать себя за то, как он вел себя со своей женой. Не дал Блисс и рта раскрыть, обвинил ее во всех смертных грехах– а ведь она так умоляла, чтобы он выслушал ее!
«До чего же у меня несносный характер! – подумал Гай. – Но хватит. Пора возвращаться домой».
Да, нужно возвращаться и сделать наконец то, что он должен был сделать с самого начала – выслушать Блисс.
Гай вышел на улицу и направился домой, продолжая размышлять над случившимся за последние дни! Он настолько увлекся своими мыслями, что впервые многие годы утратил бдительность и не заметил, что по тротуару на противоположной стороне улицы идут не обгоняя его, но и не отставая – двое неприметных мужчин: неброско одетых, с серыми, незапоминающимися лицами. Вскоре они перешли улицу и оказались за спиной Гая, но он и тогда не заметил их – теперь все внимание было обращено на роскошную деревянную лошадь, выставленную в витрине игрушечного магазина. Раздумывал Гай недолго. Он решительно вошел в магазин и вскоре вышел обратно, прижимая к груди эту лошадь – подарок для Брайана.
Когда Гай почувствовал что-то неладное, было уже поздно: на голову его с глухим стуком опустился кастет. Лошадка выпала из рук Гая на мостовую, а следом за ней он сам упал ничком на мокрую брусчатку.
Блисс металась по гостиной, словно тигрица в клетке.
«Ах, Манди, Манди, ошиблась ты на этот раз! – с досадой думала она. – Вот и третий день прошел, а от Гая ни слуху ни духу. Подвело чутье мою старую няньку». Сама же Блисс просто места себе не находила. Больше всего ее пугала мысль о том, что Гай мог вернуться на Баратарию и снова заняться разбоем, хотя он и клялся, что навсегда покончил с прошлым.
Надежду вселяло только одно: Блисс знала, как Гай любит Брайана, и не верила, что он может исчезнуть навсегда, не взяв с собой своего сына. Да и от того ребенка, который только еще должен был родиться, Гай никогда не отказывался и никогда не бросил бы его на произвол судьбы.
«Нет, Гай не вернется в пираты, – подумала Блисс. – Он слишком дорожит тем, что у него теперь есть семья!» Но в следующее мгновение она представила себе ту последнюю сцену – полночь, Джеральд Фолк, карета, саквояж... – и ей снова стало не по себе. Конечно, тот случай сильно подорвал доверие Гая к ней, и она это понимала. И толкнуть Гая к прежней жизни тот случай, пожалуй, мог... Ах, если бы только.
– Гай согласился выслушать ее тогда, если бы он только согласился! Ведь он ушел, уверенный в том, что его жена пыталась бежать от него. И с кем? С Джеральдом Фолком, его злейшим врагом!
«Господи, да где же он?!» – в который раз с отчаянием подумала Блисс.
Брайан уже замучил ее вопросами об отце, и она не знала, как отвечать на них. Если в первый день Блисс еще надеялась на то, что Гай вот-вот вернется, то позже она все сильнее начала опасаться того, что ее муж снова станет пиратом, вспомнит старое, примется мстить – и теперь уже не только Джеральду Фолку, но и ей.
Блисс печально вздохнула, решив, что все равно будет любить Гая и ждать его. Она будет ждать его, сколько потребуется, хоть до самой смерти!
Гай приходил в себя медленно, трудно. Сначала он почувствовал, что голова его раскалывается, а тело как-то странно затекло; потом понял, что он подвешен за руки. Они были вытянуты над головой и связаны. Спиной Гай касался каменной стены, а ногами – самыми кончиками пальцев – пола.
Гай не помнил, как попал сюда, но то, что он оказался подвешенным, уже само по себе не вселяло оптимизма.
– Где я? – хрипло спросил он.
– В моем подвале, – раздался ответ, и перед глазами Гая появилась фигура Фолка.
Гай не поверил своим ушам, своим глазам и тряхнул головой. Лучше бы он этого не делал – ослепляющая боль тут же полоснула его. Справившись с этой молнией, пронзившей голову от виска до виска, Гай облизнул пересохшие губы.
– А что случилось? – спокойно спросил он.
– Ты стал моим гостем – на некоторое время, – пояснил Фолк.
Гай покрутил связанными над головой руками. Веревки сразу впились в его запястья.
– Гостем? А почему тогда я связан? Что происходит, Фолк?