— Что ж, я не осуждаю вас за резкость оценок и желание расквитаться с обманщиком, — заметил Кейси.
— Жила истощилась за год или два, но дала Макалистеру средства на приобретение земельного участка и разведение винограда, пригодного для изготовления вин. Его предприятие стало самым прибыльным в Калифорнии. — Хопкинс едко рассмеялся. — А меня, как говорится, выкинули голым на мороз. Теперь я стар и болен, и деньги для меня ничего не значат.
— Моя жена сказала, что познакомилась с вами возле дома Макалистера. Что вы там делали?
— Так эта маленькая леди — ваша жена? Макалистер, негодяй, едва не задавил ее, когда проезжал в своей карете. Я случайно проходил мимо.
— Моей жене предъявлено обвинение в убийстве Макалистера. Суд состоится через несколько дней.
— Очень скверно, — пробормотал Хопкинс, отводя глаза. — Но какое все-таки отношение имею к этому я?
— Очень большое. Признайтесь: это вы убили Макалистера? Ставка — жизнь женщины.
Хопкинс не замедлил ответить отрицательно:
— Я не убивал Макалистера. У вас нет оснований обвинять меня в этом преступлении. Я сожалею о маленькой леди. Врач говорит, что я умираю, и поэтому я хочу прожить последние свои дни в покое.
— Простите, мистер Хопкинс, но невиновная женщина будет отправлена в тюрьму, если вы не признаетесь. — Кейси пришел в ярость. Хопкинс виновен, но он не мог доказать этого. — У Белл маленький сын. Подумайте о том, каким одиноким будет чувствовать себя ребенок без матери!
— Я сказал все, что собирался сказать вам, — заявил Хопкинс. — Я всего лишь хочу умереть в мире.
— Вы можете умереть в мире, но попадете прямиком в ад.
Слова Кейси привели Хопкинса в ужас. Выкрикнув:
«Нет!» — он кинулся прочь.
Кейси его не удерживал, но и не собирался оставлять в покое. Он намеревался встречаться с ним каждый день до суда и взывать к его совести, пока тот не признается.
На следующий день Уокер узнал, насколько сильным было желание Хопкинса избежать неотступного преследования: он ушел из пансиона среди ночи, даже не взяв своих вещей. До суда оставалось всего два дня, и у Кейси не было ни малейшего шанса разыскать этого человека за такой малый срок.
Надежда на освобождение Белл исчезла вместе с Хопкинсом.
Белл отнеслась стоически к тому, что сказал Кейси о Гарри Хопкинсе. Она не верила, что Кейси найдет способ избавить ее от тюрьмы. Она считала, что он просто старается поддержать в ней силу духа. Говоря по правде, она не чувствовала сейчас ничего, кроме ужасной тошноты, мучившей ее все сильнее. Сидела на краю койки и, по сути, только делала вид, что слушает рассказ Кейси о человеке, который, вполне возможно, убил Макалистера.
— Белл, ты, кажется не слышала ни слова из того, что я тебе рассказал? — спросил Кейси, пытаясь вывести ее из состояния апатии.
— Слышала. По-моему, Гарри Хопкинс совершенно не похож на убийцу.
Кейси внимательно посмотрел на нее и произнес озабоченно:
— Что с тобой, милая, ты больна?
— У меня ничего не удерживается в желудке, и я чувствую себя отвратительно.
Уокер сдвинул брови и, немного подумав, предложил:
— Я пришлю врача, чтобы он осмотрел тебя.
— Нет, не беспокойся. На это уже нет времени. Суд завтра. Я просто жажду, чтобы все скорее кончилось. Быть может, на то Божья воля, что мне так плохо. Может, я умираю.
— Проклятие, Белл, от небольшой тошноты никто еще не умер! Черт бы побрал эти решетки! — выругался он, тряхнув их с такой силой и злостью, что они загрохотали.
Шериф Роган услышал шум и явился посмотреть, в чем дело.
— Что тут происходит?
— Отоприте камеру, шериф, моя жена заболела.
Роган посмотрел на Белл сквозь решетку.
— Она малость осунулась, но особо беспокоиться не о чем.
— Идите вы ко всем чертям! — взревел Уокер. — Надо помочь моей жене!
— Правила…
— К дьяволу ваши правила! Откроете вы дверь, или мне отправиться за постановлением суда?
— Ну ладно, ладно, — согласился Роган, которому проще было пойти на уступки, чем иметь дело с разъяренным детективом.
Он отпер дверь камеры и протянул руку за оружием Уокера. Кейси снял ремень с кобурой и сунул его шерифу чуть ли не в физиономию.
— Десять минут, Уокер.
Кейси опустился на колени возле Белл и взял ее совершенно ледяные руки в свои. Потом пощупал лоб — он был холодный и влажный.
— Где у тебя болит? — обеспокоенно спросил он. Белл смотрела на него совершенно отсутствующим взглядом.
— Я… у меня ничего не болит. Только адская тошнота и… какое-то странное ощущение, которое я не могу объяснить.
Кейси вздохнул с облегчением.
— Белл, это нормальная реакция для женщины, попавшей в такой переплет, как ты. Поистине удивительно, что ты не сломалась окончательно от невероятного напряжения.
Белл высвободила из его ладоней свои руки.
— Только не говори, что меня оправдают, ведь я знаю, что этого не будет. Единственное, о чем я беспокоюсь, — это благополучие Томми.
— Меня удивляет и то, что ты доверила мне своего сына.
Белл опустила взгляд, потом снова посмотрела на Кейси.
— Больше некому. Или ты, или сиротский приют.
Лицо у нее исказила жгучая боль, а в голосе прозвучала глубокая печаль.
— Господи! — вырвалось у Кейси, когда он встал. Тяжко было осознавать, что Белл относится к нему примерно как к дьяволу, отцу мирового зла. Тем более тяжко, что он любил ее всем сердцем, а она его нисколько. Надо же, он легко оставлял женщин, которым хотелось выйти за него замуж, но по иронии судьбы женился на той, что его не хотела.
— С тобой все будет хорошо? — Кейси понимал, что сейчас не время думать о своих издерганных чувствах. — Уверена, что тебе не понадобится врач?
— Уверена. Ты сможешь привезти Томми завтра до начала суда? Я хотела бы повидаться с ним в последний раз до того, как… Сможешь?
Кейси ничего не мог с собой поделать. Он рывком притянул к себе Белл, обнял ее и хотел поцеловать, но не смог, потому что она крепко прижалась щекой к его груди.
— Где-то он есть, настоящий убийца, Белл, и я его найду. Верь в это, прошу тебя.
— Я сейчас ни о чем не могу думать. Желудок в ужасном состоянии. Само слово «тюрьма» приводит меня в ужас, и я не уверена, что смогу все это вынести.
— Но это ненадолго. Клянусь тебе.
— Почему ты так об этом беспокоишься? Ты будешь опекуном Томми до тех пор, пока он не станет взрослым, и сможешь тратить его деньги, как тебе заблагорассудится.