– У вас есть семья? – спросила Бренна, внезапно ощутив потребность больше узнать о гом прошлом, которое создало Майкла Донована.
Его лицо погрустнело.
– Моя мать умерла, когда мне было двенадцать лет. Отец жив, но где он – не знаю. Я сбежал из дома, когда мне исполнилось четырнадцать.
В это время они вышли на гребень холма, и у Бренны перехватило дух от открывшейся перед ней картины. Вместо пологого склона, который она ожидала увидеть с другой стороны возвышенности, в нескольких шагах от нее резко уходил далеко вниз крутой обрыв, за которым не было ничего, кроме бесконечного моря и неба. На первый взгляд казалось, что вода и воздух представляют собой одну огромную бурлящую массу. Буря надвигалась все стремительнее. Вспененные темно-синие волны отражали зловещую тяжесть туч, а усиливающийся ветер словно пытался уничтожить границу между ними и соединить бушующее море и рваные тучи в одно целое.
– Какая красота! – с благоговением выдохнула Бренна, непроизвольно подходя к краю обрыва в подсознательном желании слиться с дикой игрой окружающей природы.
– Сейчас начнется! – крикнул Донован. – Если не хочешь промокнуть насквозь, придется возвращаться. Я и не думал, что буря так быстро догонит нас.
Она упрямо стряхнула его руку с плеча и сделала еще один шаг к обрыву.
– Первый раз вижу такое чудо, – исступленно прошептала она. Температура ощутимо упала за последние несколько минут, холодный ветер с силой хлестал ее по лицу, развевая над плечами распущенные волосы.
Донован отпустил ее и лишь встревоженно наблюдал, не решаясь вмешиваться, за игрой чувств, которую пробудила в Бренне готовая разразиться в любую секунду буря.
Внезапно их окутали загадочные золотистые сумерки, предшествующие шквалу ветра и дождя. Майкл снова что-то тревожно крикнул ей, но, судя по ее восторженному лицу, Бренна не обратила никакого внимания на его предупреждение.
– Возвращайтесь, я вас догоню, – прокричала она в ответ, даже не посмотрев в его сторону.
Майкл отошел на несколько шагов вниз по тропинке, прислонился спиной к большому валуну, скрестил руки на груди и стал ждать.
Ждать ему пришлось недолго. Сумерки быстро превратились в иссиня-фиолетовую темноту, а отдаленные раскаты грома перешли в яростную канонаду. Небо словно взорвалось, и из него сплошной стеной обрушился ливень, с дикой силой ударив по двум фигурам, осмелившимся бросить ему вызов.
Но ликующее единение с природой, которое охватило Бренну, не исчезло, а лишь усилилось под хлещущими струями проливного дождя, от которого она тут же промокла до нитки. Холодный ветер рвал ее волосы и одежду, как обезумевший зверь. Она протянула руки вверх в мольбе и тщетной жажде хоть на миг соприкоснуться с могучей первобытной силой стихии. Она ощущала слабость своих рук, несовершенство мышц, хрупкость каждой частички своего тела, но вместе с тем чувствовала себя сильной и могущественной богиней, сошедшей на землю с Олимпа.
Бренна ликующе засмеялась, повернулась к Доновану, рывком отбросила с лица мокрые волосы и закричала, продолжая протягивать руки, словно жрица, вызвавшая эту яростную бурю:
– Я буду жить вечно! Вы слышите меня, люди? Я буду жить вечно!
Донован понимающе улыбнулся, оттолкнулся от валуна и медленно подошел к ней. Он тоже весь вымок, его рубашка и брюки прилипли к телу, а рыжие мокрые волосы потемнели от воды.
Он взял ее за локоть и решительно отвел от обрыва.
– Если ты простудишься под этим ливнем, то до вечной жизни дело уже не дойдет. И недели не проживешь, сумасшедшая, – сказал он. – Ты холодная, как ледышка.
– Мне не холодно, – мало что соображая, ответила Бренна. – Мне очень хорошо. Я чувствую себя отлично. Так здорово мне не было еще никогда в жизни.
– Ну да, понимаю, – усмехнулся Майкл. – Тебе сейчас не до мыслей о каких-то болезнях. Нужно немедленно бежать в дом. И чем быстрее, тем лучше. Тебе надо восстановить кровообращение.
Он потянул Бренну за собой, и они устремились вниз по превратившейся в грязевой поток тропинке. На ногах устоять было невозможно, они скользили и падали на ходу. Бренна несколько раз оказывалась сидящей по пояс в грязи, под льющим, как из ведра, дождем. Но от этого она только безудержно хохотала. Она все еще пребывала в состоянии ликующего восторга, к ней пока не возвратилась способность воспринимать что-либо серьезно. Бренна потеряла ощущение пространства и времени и наслаждалась этим состоянием.
Каждый раз, когда она падала, Донован терпеливо поднимал ее, печально качая головой и ругая про себя ее сумасшествие, и молча помогал ей двигаться дальше. Когда они достигли подножия холма, бежать стало легче, и через несколько минут они взобрались на ступеньки спасительного домика. Они оба тяжело дышали после такого кросса, но Бренна не чувствовала усталости. Ее переполняло счастье и будоражащее кровь ощущение уверенности в себе и в окружающем ее мире. После многочисленных дней напряженной работы ее возбуждало острое пьянящее чувство радости жизни.
Майкл открыл дверь, они зашли внутрь, и Бренна весело огляделась. Любовное гнездышко теперь не испугало, а развеселило ее. Донован, весь промокший и облепленный грязью, тоже перестал ей внушать опасения.
– Что бы сейчас сказали о великом киномагнате, если бы увидели его вот в таком виде? – съязвила она, не удержавшись от смеха.
– Сказали бы, что он выглядит намного лучше, чем какая-то желторотая актриса, – парировал он, критически поглядывая на Бренну. Мокрые шорты и маечка прилипли к ее стройному телу, а сияющее лицо обрамляли сбившиеся в пряди длинные мокрые волосы. – Ты все еще не согрелась, – добавил он, коснувшись ее шеи.
Майкл подошел к бару, встроенному в стену рядом с камином и налил из бутылки в стакан какого-то напитка темно-коричневого цвета, крепкого на вид. Вернувшись, он протянул ей стакан жестом, не допускающим возражений.
– Пей, – приказал он. – Это согреет тебя. Она хотела сказать, что не замерзла и потому согреваться нет никакой необходимости, но один взгляд на его решительное лицо убедил ее, что сопротивляться бесполезно. Одним глотком она осушила стакан и, словно от удара, привалилась к двери, глотая воздух широко открытым ртом.
– Ничего себе, это же было неразбавленное виски, – присвистнул Донован. – Его надо было пить маленькими глотками, а не приканчивать одним махом.
– Откуда же я знала? – простонала Бренна со слезами на глазах, когда к ней вернулось дыхание. – Я первый раз в жизни пью виски…
– Еще один пресловутый «первый раз в жизни», – с иронией заметил Майкл. – Посиди пока, а я поищу тебе какую-нибудь сухую одежду.
Не дожидаясь ответа, он заторопился по винтовой лестнице на второй этаж, перепрыгивая через две ступеньки.
Бренна послушно шагнула к алому дивану, но, опустив голову, заметила, как с ее вымазанной одежды стекает грязная вода. Решив не пачкать роскошный велюр, она подошла к камину и прислонилась к нему. Горький привкус виски понемногу исчезал, уступая место приятной расслабленности, и она с удивлением поняла, что ей действительно стало теплее. Более того, напиток усилил охватившую ее ранее сладкую эйфорию. Она обрадовалась тому, что виски, похоже, не произвело на нее никакого неприятного действия, подошла к бару, достала из него бутылку и налила еще. На этот раз Бренна пила его более осторожно, отхлебывая мелкими глотками, и снова почувствовала, как по телу распространяется и проникает во все клеточки ощущение умиротворенности. Она собиралась наполнить стакан в третий раз, когда возвратился Донован с одеждой и двумя пушистыми белыми полотенцами под мышкой. Он удивленно поднял брови, увидев в ее руке бутылку виски.