Уэйн выразительно взглянул на Холли и поспешно покинул салун. Радужные мысли и предположения продолжали крутиться в его голове. Если Коуди женится на Холли, то Кэсси, вполне возможно, достанется ему, Уэйну. Брак с ней поможет ему вернуть часть ранчо. Пусть небольшую часть, но это же только начало! И предположим — всего лишь предположим! — что Коуди пожелает продать свою долю, если Уэйн женится на Кэсси. И получится так, что Уэйн Картер добился своего вроде бы совершенно законным путем! Подходя к дому священника, Уэйн прищелкивал языком и потирал руки в предвкушении удачи от своей затеи…
— Извините, мистер Картер, но моего супруга нет дома. Его вызвали в Гарден-Сити, и он пробудет там минимум три дня. Но к воскресной службе он вернется в любом случае. — Миссис Лестер, пухленькая жена священника, приятно улыбнулась Уэйну, недоумевая, зачем ему понадобился ее муж. Насколько она знала, Уэйн Картер никогда не посещал церковь и не был близко знаком с мистером Лестером.
«Дьявольщина!» — выругался про себя Уэйн. Три дня — это слишком много. До этого Коуди успеет проспаться и, разумеется, передумает жениться на Холли, сообразив, что брак с подобной особой отнюдь не прибавит ему доверия со стороны адвокатов из Сент-Луиса.
— Черт побери! — прошипел Уэйн, лихорадочно перебирая в уме возможные варианты выхода из создавшегося положения.
— Что вы говорите, мистер Картер? — Миссис Лестер вопросительно взглянула на него через толстые стекла очков.
— Э-э, ничего, миссис Лестер. Я повидаю вашего мужа, когда он вернется.
Нахлобучив шляпу, Уэйн поспешил назад.
Он был уже на полпути к «Длинной скамейке», когда вдруг вспомнил о мировом судье. Но и там его ожидало разочарование: на дверях конторы красовалась записка, извещающая, что мировой судья отсутствует по причине болезни. Тут он припомнил, что судья чуть было не помер от перитонита, да и сейчас все еще одной ногой стоит в могиле. Ну что за чертовщина! Коуди буквально сам идет к нему в руки, а тут как назло из-за каких-то дурацких обстоятельств он не может воспользоваться такой великолепной ситуацией!
Уэйн в ярости сплюнул, круто развернулся и теперь уже не спеша направился в сторону «Длинной скамейки». И тут он заметил небольшую толпу, собравшуюся вокруг какого-то человека. Тот, стоя на ящике, размахивал руками и что-то горячо говорил. Уэйн подошел послушать. Это оказался всего-навсего очередной странствующий проповедник, грозящий всем геенной огненной и Страшным судом. Уэйн уже собрался уходить, но вдруг в каком-то внезапном озарении понял, что, возможно, нашел решение проблемы. Он присмотрелся повнимательнее.
Грязная одежда, длинная, тощая фигура, костлявые, сутулые плечи…
Пытаясь убедить собравшихся в своей правоте, проповедник неистово потрясал старенькой Библией. В длинных косматых волосах пробивалась седина, неопрятная борода свисала чуть ли не до пояса. Но особенно обращали на себя внимание его глаза. Уэйн сразу понял, что это религиозный фанатик и скорее всего сумасшедший: черные глаза горели нездоровым блеском, в зрачках пылал неистовый огонь. В своем возбуждении он сыпал безжалостными словами и страшными примерами наказания грешников. Несомненно, этот тип являет собой яркий образчик помешанного «спасителя» человеческих душ, подумал Уэйн, и когда толпа начала расходиться, подошел к проповеднику.
— Скажите, вы имеете право проводить обряд бракосочетания, ваше преподобие? — с надеждой спросил Уэйн. — Разумеется. Если б у меня была лицензия, — раздраженно хмыкнул проповедник. — Впрочем, я Могу провести такой обряд и сейчас, но его нельзя будет признать законным. И вообще это не мое дело. Мое призвание — спасать гибнущие людские души и указывать им дорогу на небеса.
Уэйн быстро прикидывал варианты. Если этого проповедника завтра в Додже уже не будет, то кто и когда узнает, что он не настоящий священнослужитель
— Я буду счастлив пожертвовать на богоугодные дела, ваше преподобие, если вы сейчас проведете церемонию бракосочетания моего брата и его подружки, — вкрадчиво проговорил Уэйн.
Проповедник бросил на него разгневанный взгляд:
— Я же сказал, что не имею…
— А это и не важно, — перебил его Уэйн. — Я просто хочу сыграть со своим братом шутку. Эта женщина — шлюха, и когда он проспится, я объясню ему, что брак был незаконным. Надо преподать ему хороший урок, чтобы он прекратил пьянствовать.
— Я не желаю иметь дело со шлюхами! — вознегодовал проповедник. — Они проклятое отродье, исчадия ада! Они отвернули лицо от Бога. То же касается и тех, кем владеет демон алкоголя. Я на них плюю!
И в подтверждение своих слов он сплюнул коричневую жижу прямо Уэйну под ноги.
— Мое пожертвование будет очень значительным, ваше преподобие.
— Насколько значительным? — Проповедник чуть не прожег Уэйна взглядом насквозь.
Уэйн усмехнулся. Деньги срабатывают всегда. Благодаря счастливому стечению обстоятельств, а вернее самому себе, он обладал достаточным состоянием, чтобы безбедно существовать долгие годы. Уэйн достал из кармана жилета два посверкивающих золотых кружочка — монеты по десять долларов.
— Думаю, этого достаточно?
Глаза проповедника разгорелись еще ярче, но теперь ярость в них уступила место алчности. Он быстро облизнул губы. Немного поспорив насчет оплаты, проповедник вскоре вынужден был согласиться, что двадцати долларов вполне достаточно. Честно говоря, он давно уже не видал таких денег, поэтому кивнул головой и протянул руку за монетами, которые, очутившись у него, моментально исчезли где-то в глубоких складках мешковатого костюма, висевшего на костлявой, нескладной фигуре. Указывая проповеднику дорогу до салуна, Уэйн едва сдерживал смех. Господи, вот будет потеха, когда этот полоумный узнает, что венчание предстоит в кабаке! Наверное, придется дать еще один золотой, но дело того стоит — Да, это будет нечто! Уэйн от души веселился, представляя, что его сводный брат женится — или будет думать, что женился, — на шлюхе! Ио обдумывал, посвятить ли Холли в детали этой мистификации, и в последнюю минуту решил, что сделать это необходимо. Ему не хотелось, чтобы она и в самом деле поверила, будто по-настоящему вышла замуж за Коуди.
Коуди медленно повернул голову на подушке, и это движение заставило его застонать. Во рту было как в конюшне, а глаза словно кто-то заклеил. Он с раскаянием подумал, что все-таки добился своего и вчера напился до полусмерти. Где, черт побери, он может сейчас Находиться? Коуди с трудом припомнил, что выпивал в «Длинной скамейке», а вот что было потом — оставалось для него тайной, покрытой мраком. Он попытался приподняться, но какая-то тяжесть на груди не пускала его. Он понимал, что нужно открыть глаза, но сделать это ему было страшно. Неожиданно он почувствовал прикосновение мягкого женского тела и ощутил аромат духов — какой-то пряный, удушливо сладкий. Он ему совсем не понравился, и Коуди попытался отстраниться. Он хотел перевернуться на бок, но, выбросив руку в сторону, опешил, услышав сварливое:
— Ой, больно! Потише!